— Слушайте, сейчас он запоет по-другому, — сказал аудитор. — Конференция, организованная Центром стратегических исследований, была, разумеется, закрытой для посторонних — там Палмер выступал перед своими. Си-СПЭН вел трансляцию другой дискуссии, проходившей в Вашингтоне и представлявшей более широкий спектр мнений. Может быть, он решил предстать в ином обличье.
В группе из пяти принявших участие в обсуждении синологов Эштон Палмер выделялся выражением холодной невозмутимости.
Дискуссия началась с вопроса, заданного неуклюжим молодым человеком с густой бородой.
— Не считаете ли вы, профессор Палмер, что политика Америки в отношении Китая не в полной мере отвечает нашим собственным национальным интересам в силу ее недостаточной критичности? Я имею в виду то, что многие официальные лица, в том числе высокопоставленные чиновники Государственного департамента, объявляют возвышение Председателя Лю Аня большим успехом и результатом проводимой ими политики «конструктивного сотрудничества».
Камера вернулась к Палмеру. Профессор улыбнулся.
— В значительной степени так оно и есть. Лю Ань действительно замечательный политик. Остается только надеяться, что он представляет будущее.
Палмер снова улыбнулся, продемонстрировав ровные белые зубы. Эмблер почувствовал холодок: вглядываясь в лицо профессора, он находил — да что там, просто видел — глубокое презрение и враждебность к тому, о ком шла речь. В тот самый момент, когда Палмер произносил имя Лю Аня, на лице промелькнуло выражение, совершенно противоположное словам.
— ...вот почему я лишь могу сказать, что те, кто сейчас празднует триумф, имеют для этого достаточно прочное основание, — закончил Палмер. — В любом случае, нам приходится работать с ним.
— Что ж, звучит вполне убедительно, — хмыкнул Кастон. — Крепкий орешек, такого не расколешь.
Теперь уже Эмблер склонился над клавиатурой. Аппаратура позволяла получать покадровый просмотр, и он вернул запись к тому моменту, когда Эштон Палмер произнес имя китайского лидера. Есть! В микропаузе между «Лю» и «Ань» лицо профессора приняло совершенно другое выражение. Напрягшиеся глаза, опущенные уголки рта, взметнувшиеся крылья носа — все указывало на ненависть и злость. Еще два кадра — и проявившиеся столь явно чувства исчезли под искусственной улыбкой, словно стертые невидимой рукой.
— Господи... — прошептал Кастон.
Эмблер молчал.
Аудитор покачал головой.
— Я бы никогда это не заметил.
— Есть многое на небе и земле, чего нет в ваших таблицах и графиках.
— Не надо меня недооценивать. Рано или поздно я бы до него добрался.
— И, может быть, даже успели бы собрать еще теплые гильзы. Знаю я таких. Вы работаете с бумажками, компьютерами, разбираетесь в цифрах, но не имеете дел с людьми. Вам ближе и биты, и байты.
Кастон усмехнулся.
— Вы мне еще про Джона Генри расскажите. Проснитесь, мир давно вступил в информационный век. Технологии раздвигают горизонты. Они наблюдают.
Слушают. Регистрируют, сравнивают и обнаруживают скрытые от глаза закономерности. Так что если мы...
— Слушают, но не слышат. Наблюдают, но не видят. И уж точно не умеют общаться с людьми. Что бы вы там ни утверждали, а человеческому общению замены нет.
— Исходя из собственного опыта, могу определенно сказать, что изучение финансовой отчетности дает больше пользы, чем разговоры с большинством людей.
— Вам — да, — бросил Эмблер и, поднявшись, прошелся по комнате. В крохотном помещении было душно. — Ладно, хотите поговорить о логике и «вероятностных выводах»? Что происходит сейчас в Китае? Почему это так важно для Эштона Палмера? Отчего он ненавидит Лю Аня?
— Я разбираюсь в числах, а не в геополитике. — Кастон пожал плечами. — Но газеты читаю. Мы слышали, о чем он говорил на конференции. Поэтому на ваш вопрос я бы ответил так. Ли Ань прежде всего необычайно популярен в своей стране. К тому же он — главная сила происходящей там либерализации. Его стараниями открыты рынки, установлены справедливые торговые отношения, приняты меры против медиапиратства и производства контрафактной продукции.
— Но ведь это происходит в рамках градуализма, постепенно? По-китайски.
— Да, его стратегия — стратегия градуализма, но градуализма ускоренного.
— Противоречие в терминах.
— Во многих отношениях Лю Ань парадоксальная фигура. Помните, какое словечко употребил Палмер? Двойственность. Если следовать логике аргументации профессора, нас ждет Китайский век. И вспомните его прогноз на будущее, на опасности, связанные с пробуждением дремавшего столетиями царства, с его интеграцией в мировое сообщество. Для Палмера Лю Ань худший из кошмаров.
— На месте Палмера, — вставил Эмблер, — вы бы сложа руки не сидели.
— В газетах писали, что Лю Ань собирается нанести визит в Америку в следующем месяце. — Кастон надолго замолчал. — Думаю, мне необходимо сделать несколько звонков.
Эмблер перевел взгляд на экран с застывшей картинкой.
Кто ты? Что ты хочешь?
Он опустил голову.
И в этот момент Эштон Палмер исчез с экрана.
Исчез, потому что телевизор взорвался, разбрасывая в стороны кусочки стекла. Что-то громко хлопнуло.
Время замедлило бег.
Что случилось?
Пуля. Крупнокалиберная. Стреляли из автомата с глушителем.
Обернувшись, Эмблер увидел замершего в дальнем конце коридора человека в черном. В руках у стрелка был автомат. И не просто автомат, а «Хеклер-Кох Г-36» с магазином на тридцать патронов, оптическим прицелом и корпусом из особо прочной, сверхлегкой черной пластмассы. Удобное и точное оружие.
Стандартный образец из арсенала оперативников ОКО.
Эмблер бросился на пол за долю секунды до того, как стрелок успел выпустить в его сторону еще одну очередь. Краем глаза он увидел, что Кастон метнулся в угол комнаты.
Пронесло.
Но легче не стало. По глазам стрелка Эмблер понял — он не один. Если спецгруппа, то из скольких человек она может состоять? Обычно, когда речь шла о гражданском «объекте», в группу включали от четырех до шести спецназовцев, но в экстренных случаях собрать успевали только двоих или троих. В дом они проникли разными путями, кто-то через окно, кто-то через дверь. Определить позиции остальных сейчас было невозможно.
Удивительно, что он еще остался в живых.
В то время как первый боец застыл с прижатым к плечу автоматом, мимо него пробежал второй — стандартный фланговый маневр.
Резко выбросив ногу, Эмблер захлопнул дверь.
— Я знаю, что вы думаете, — прошептал бледный как снег Кастон. — Но поверьте, я здесь ни при чем.