— Какая очаровательная девушка, — пропела Тришия тоном, заставляющим интерпретировать ее высказывание как «Какая очаровательная тварюга».
Брэндинг засмеялся. У него было слишком хорошее настроение, чтобы, позволить этой сучке портить его. — И неплохо одевается к тому же, — сказал он.
— Превосходно, — Тришия одарила его медовой улыбкой, и они направились в столовую. — Превосходный костюм. От Луи Феро, если не ошибаюсь.
— Понятия не имею, — ответил Брэндинг. — Но мне он нравится.
— И мне тоже, — заверила его Тришия самым ядовитым тоном. — Только, странное дело, что-то в нем есть очень знакомое, хотя не так много костюмов от Луи Феро попадает в наши края. Один только душка Сакс привозит их время от времени, да и то только по одной штуке каждого размера. Я недавно была у него сама, присматривала для себя что-нибудь и, держу пари, видела там именно этот костюм, — г Она придвинулась ближе к Брэндингу. — Да, это был он. И, что самоё интересное. Кок, его покупал сенатор Хау. Дуглас, конечно, не заметил меня: слишком торопился. Гнусный тип, не правда ли? От одного его вида у меня мурашки по телу.
Брэндинг отстранился от нее.
— Что бы вы там ни говорили, не думаю, что это был единственный костюм от Луи Феро во всем Вашингтоне. Не понимаю, на что вы намекаете, Тришия?
— Я? Да я просто развлекаю вас, Кок. — Как ни старался он выбросить из головы, что сообщила ему Тришия Гамильтон, разговор явно испортил ему настроение во время обеда. Он все думал о нем, а после обеда не мог вспомнить, что он ел и о чем разговаривал с соседями по, столу. Президент произнес речь, а потом и западногерманский канцлер тоже выступил, но Брэндинг не слушал их.
По дороге домой он все время молчал, и Шизей не выдержала, притронулась к его руке и спросила:
— Что-нибудь случилось. Кок?
Он подумал тогда, а не спросить ли ее прямо, откуда у нее костюм от Луи Феро? Сама купили или это подарок? Он даже рот открыл, но в последнее мгновение удержал себя. Дело в том, что он не хотел услышать от нее ответ, который, возможно, будет ложью.
— Ничего, — коротко ответил он То, что Тришия Гамильтон сказала ему, «развлекая», совсем выбило его из колеи. Тришия была сплетницей, без сомнения, но только в том смысле, что она любила посудачить о других людях, потому что ей казалось, что, демонстрируя свои знания такого рода, она находится в центре событий. Но она передавала только проверенные факты, предоставляя другим вашингтонским женам прибегать к полуправде и прямой клевете.
Уж если Тришия сказала, что она видела, как Дуглас Хау покупал этот костюм, значит, так оно и было.
Сначала от пытался придумать какое-нибудь объяснение безобидного характера, но скоро оставил эту затею, как глупую и непродуктивную. Потом стал разрабатывать версию о Шизей и Хау как партнерах, но ни к чему не пришел. Ни за что на свете он не мог себе представить, чтобы его Шизей путалась с таким подонком. Что-то здесь не клеится. Или Шизей великая актриса.
Он остановил машину у ее дома, но не стал глушить двигатель.
— Ты что, не зайдешь? — спросила Шизей.
— Не сегодня. — В тишине ночи урчал, мотор, как бы материализуя барьер между ними, которого не было, когда этот вечер начинался. Улица была пустынна. Выгнутые шеи уличных фонарей, льющих свой неяркий свет. Тень от ветки вяза падает на длинный капот его «Ягуара».
Шизей положила руку ему на плечо.
— Кок, в чем дело? У тебя совсем переменилось настроение"
Он на мгновений закрыл глаза.
— Устал. Хочу домой.
— Пожалуйста, Кок, — попросила она. — Зайди хоть на минуту. Неужели такой прекрасный вечер кончится именно здесь? — Брэндинг немного подумал, потом выключил двигатель. Войдя в дом, Шизей первым делом включила свет, где только можно. Брэндинг следил за этим ритуалом, думая, что вот так ребенок, просит побольше света, когда ему ночью приснится кошмар.
— Выпьешь?
— Пожалуй, нет, — отказался Брэндинг. Он так и не сел, войдя в дом. Все стоял посреди комнаты.
— Ради Бога, Кок! Скажи мне хоть, о чем ты думаешь?
— Сам не знаю, о чем, — ответил он. — Пока не знаю.
— Тебе не терпится уйти, — заметила она как бы вскользь. — У тебя это на лице написано.
— Это не так.
— Не лги мне, — сказала Шизей.
Брэндинг хотел как-то отреагировать, но поперхнулся собственными словами. ОНА обвиняет ЕГО во лжи! Он особенно разозлился потому, что он ведь действительно солгал.
— Как ты смеешь обвинять во лжи меня, изолгавшаяся сучка! — заорал он внезапно. — Лучше скажи, откуда у тебя этот костюм, — Большими шагами он направился к выходу.
Сердце Шизей замерло. Значит, все-таки раскопал, что костюм от Луи Феро — подарок Хау? Как это ему удалось сделать?
Брэндинг слышал, как она окликала его по имени. Потом зазвонил телефон. Не оборачиваясь, он вышел за дверь, Ноля у него не сгибались, мышцы так и ходили ходуном под кожей.
Шизей подняла трубку, крикнула:
— Кто? — и у нее перехватило дыхание: она узнала голос брата.
— Сендзин, — прошептала она, — мне кажется, мы договорились...
— Договор аннулируется, — бросил Сендзин.
— Но ты ставишь под угрозу все, что нам...
— Помолчи!
— Да скажи мне толком, что случилось?
— Случилось невообразимое. Мне нужна твоя помощь, — голос Сендзина урчал, как перегревшийся мотора готовый взорваться. — Так складывается жизнь.
— Что ты мне...
— Сегодня вылетаю, — оборвал ее Сендзин. — Мне надо срочно в Вест-Бэй Бридж, на Лонг-Айленде. — Он назвал адрес и прибавил: — Встретимся там. — Шизей хотела что-то сказать, но связь уже оборвалась. Она положила трубку и вздрогнула не сознавая, что делает, стояла и крутила на пальце кольцо с большим изумрудом.
А Брэндинг тем временем садился в машину. Включая двигатель и выезжая на проезжую часть, он заметил, что его руки дрожат. Стук сердца причинял ему почти физическую боль. Как бы ему сейчас помог совет жены! Она всегда знала, где право, где лево и, образно говоря, кто с кем спит.
Всегда знала.
Мысль о том, что Шизей подослана к нему Дугласом Хау, чтобы подорвать его репутацию и погубить его любимый законопроект, была просто невыносима. До этого момента Брэндинг не хотел признаваться даже самому себе, что любит Шизей. Теперь он вынужден был признать, что она сломила его систему защиты и проникла так глубоко в его душу, как никому — даже Мэри — не удавалось проникнуть. То, что она его могла так надуть, не укладывалось в голове.
У него было ощущение, что весь мир вывернулся наизнанку, что ярлыки, которые были у него заготовлены на всех людей на земле, оказались абсолютно бесполезными. Он чувствовал себя как ребенок, который обнаружил, перейдя в другую школу, что знания, доставшиеся ему тяжким трудом в старой школе, никуда не годятся. Более дурацкого ощущения и придумать невозможно.