Джек присел на корточки рядом с ребенком. Из крошечного кулачка Боу выскользнула погремушка, и Джек, подняв ее, потряс ею. Боу схватил погремушку и засунул себе в рот.
Уголок рта Джека пополз вверх.
— Полагаю, он проголодался.
— Он пообедал. Я думаю, его пора укладывать спать.
Джек пощекотал животик Боу, и тот радостно вскрикнул и выронил погремушку. Джек тихо хихикнул:
— Он похож на Далию. Такая же нахальная улыбка.
Мэдди улыбнулась.
«Нахальная улыбка — семейная черта».
Всякий раз, когда Джек улыбался ей таким образом и касался пристальным взглядом ее губ, она была готова сойти с ума. Остается только предполагать, что могло произойти вчера ночью.
— Хотите пообедать, Джок? — спросила Кейт, стоя на верхней площадке лестницы.
По-прежнему сидя на корточках, Джек повернулся в ее сторону:
— Попозже что-нибудь поем.
Кейт кивнула:
— Мне забрать ребенка, Мэдди?
— Я сама, — ответила Мэдди.
Но Кейт уже шла им навстречу.
— Не сомневаюсь, но вы не спускаете с него глаз с семи утра.
Взяв ребенка на руки, Джек слегка покачал его в воздух и вручил Кейт.
Сияя, Кейт прижала к себе ребенка:
— Теперь моя очередь с ним нянчиться.
Боу так уютно устроился на руках Кейт, что у Мэдди не было причины возражать. Но ведь после ухода Кейт с Боу они с Джеком останутся наедине. При мысли об этом ее сердце забилось чаще.
Мэдди взяла с одеяла свой смартфон.
— Странно, что Кейт называет тебя Джоком.
— Джок. Джек. Джам. Это сокращенные имена от имени Джеймс.
У Мэдди сжалось в груди. Так его зовут Джеймс? Она вспомнила, как он вздрогнул в тот день, когда она назвала ему имя ребенка. Хотя он и Далия годами не общались, она назвала ребенка в честь старшего брата — Боу Джеймс. Мэдди могла только вообразить, какое сильное чувство вины он испытал, когда услышал имя малыша.
— Наверное, тебе очень приятно, что Далия таким образом дала тебе знать, что не забыла тебя, — тихо сказала Мэдди.
Он снял шляпу и провел пальцами по волосам:
— Так звали и нашего деда. Имя переходит по наследству. Но да, мне было… приятно. — Пристально глядя на свою шляпу, он провел указательным и большим пальцами по краю шляпы, затем медленно поднялся. Прищурившись от ярких лучей солнца в зените на безоблачном небе, он огляделся: — Великолепный день. Не слишком жаркий. — Он выгнул бровь, глядя на Мэдди. — Как насчет поездки верхом?
Не сдержавшись, Мэдди рассмеялась. Этот человек неисправим!
Ей не слишком хочется долго оставаться с ним наедине. Она не намерена опять с ним целоваться. Еще меньше ей хочется запрыгивать на спину лошади.
Она провела пальцем по дисплею смартфона, стирая с него пыль:
— Я предпочитаю, чтобы в родео принимали участие опытные наездники.
— Тебе не нужно перепрыгивать через шестифутовые заборы. Мы поедем шагом. Или быстрым шагом.
Мэдди представила, как будет крепко обнимать Джека за талию, касаться грудью его спины… После того, что произошло вчера вечером, он наверняка понимает, что его предложение сродни игре с огнем.
— Ты поедешь со мной, — продолжал он, надевая широкополую шляпу, — даже если мне придется похитить тебя и усадить на лошадь без седла.
Мэдди стало тяжело дышать.
— А тем временем… — он протянул ей руку, — я покажу тебе сараи для стрижки овец, обработки и хранения шерсти.
По-прежнему размышляя о поездке без седла, Мэдди, не подумав, взяла его за руку. Ощутив прикосновение к его разгоряченной коже, она почувствовала, как по ее спине пробегает дрожь. Переведя дыхание, она встретила его пристальный взгляд, в котором не было ни неловкости, ни волнения, а лишь всепоглощающая самоуверенность.
После короткой поездки, во время которой Мэдди пришлось прижиматься плечом к пассажирскому сиденью, чтобы сохранить между собой и Джеком некое подобие дистанции, они остановились у массивных и протяженных деревянных строений, расположенных на обширной территории.
— Сейчас это похоже на город призраков, — сказал Джек, открывая Мэдди дверцу автомобиля, — но во время стрижки овец здесь было шумно и многолюдно.
Когда они вошли в здание, Мэдди внезапно почувствовала себя очень маленькой. Она с благоговением огляделась.
— Восемьдесят два ярда в длину. Здание было построено в 1860 году, чтобы разместить в нем пятьдесят два стригаля. Через тридцать лет тут было уже тридцать шесть загонов с автоматическими приспособлениями для стрижки на паровых двигателях. Плюс десять стендов с ручными лезвиями, чтобы стричь овец вручную, ведь машина может выйти из строя.
Их шаги эхом отражались от деревянных стропил, некоторые из которых были затянуты паутиной. Кое-где копошились воробьи. Высушенная земля, потрепанное атмосферными осадками дерево. Но остался запах, который напомнил Мэдди павильон домашнего скота на сельскохозяйственной Пасхальной королевской выставке в Сиднее.
Мэдди показала на огражденные поручнями загоны:
— Именно тут выстраиваются овцы для того, чтобы лишиться своих свитерков?
Он шлепнул ладонью по поручню:
— В каждом загоне размещается то количество овец, которое можно обработать за два часа. Подсобный рабочий вытаскивает овцу из загона, и стригаль приступает к работе. Как только шерсть сострижена, овца отправляется в накопитель.
— Накопитель?
Он указал на прямоугольную раму на стене:
— Он за одним из этих люков.
— Веселая, должно быть, работа, — сказала она и, вспомнив знаменитую песню стригалей, пропела: — «Щелк, щелк, щелк…»
Когда в его зеленых глазах появился смех, Мэдди ощутила жаркий трепет и заставила себя не показывать свою реакцию. Нахальная улыбка. Взгляд из-под полуопущенных век.
Зря она решила остаться с Джеком наедине.
— Великая австралийская песня, — сказал он, — но, к сожалению, ты не совсем правильно ее поешь.
Потянувшись вверх, он достал смятую жестяную банку с грязной полки. Мэдди наблюдала за игрой мускулов на его предплечьях, пока он открывал крышку. Ее сердце на миг замерло, когда она скользнула взглядом выше и остановилась на великолепных плечах и невероятно мускулистой груди Джека. Снова почувствовав возбуждение, она выдохнула, вынуждая себя отвести взгляд, и поняла, что Джек что-то достал из банки. Это были ручные ножницы для стрижки.
— Стригаль натачивал их острее, чем опасную бритву. Идея состояла не в том, чтобы отрезать или щелкнуть… — он дважды открыл и закрыл ножницы, демонстрируя, — а чтобы лезвие свободно входило в шерсть. — Он прорезал ножницами воздух.