– Мы о серьезных вещах толкуем, а он со своим гнилым зубом, – возмутился Константин.
– А кто из вас, братцы, зубы акулы видал? – оживился Стоян. – По телевизору недавно показывали. Не челюсти, а…
– Циркулярные пилы, – продолжил Слави. – Мы это уже сто раз слышали, хватит. – Он хлопнул ладонью по столу. – Никакая не акула Богомила утащила. Мы же потом вместе его сети разглядывали. Ножом их порезали, вот и вся загадка. А разгадку мы все знаем. Водолаз попался в сети, запутался. Не свались Богомил в море, ничего бы с ним не было. Но, на свою беду, он водолаза этого увидел, тем себе и смертный приговор подписал. На этом точка. Мое предложение такое. Историю эту забыть раз и навсегда, как страшный сон. Не было ее.
– Не было, – согласился Константин.
– Как же не было, – возмутился Стоян, – когда я все собственными глазами видел?
– Тебе померещилось, – заявил Георгий, слизывая пенные пивные усы. – Мало ли что человеку привидеться может? Вот моя Йорданка однажды…
– Хватит! – резко повторил Слави. – Шутки кончились. Если кто-нибудь, кроме нас, про водолазов узнает, то французы эти… – взгляд в сторону Юрьева и Агаты, – и прочие туристы… – кивок на Албену, – побегут отсюда как очумелые. Опустеют пансионаты, отели, рестораны… Кому улов продавать? Женам своим? Соседям? – Слави горько усмехнулся. – Так у них деньги откуда возьмутся без туристов? С неба?
– Летом не заработаешь – зиму не протянешь, – глубокомысленно изрек Константин.
– А лето, оно короткое, – загомонили остальные.
– Нельзя упускать горячие деньки, никак нельзя…
– Будем рыбу ловить и помалкивать…
– Авось пронесет…
– И потом, братцы, может, яхта эта чертова уплывет скоро?..
– Нам до нее дела нет, – возвысил голос Слави. – Стоит себе на якоре, ну и что? Мы никого не трогаем, и нас пусть никто не трогает. Какие еще водолазы с ножами? Отродясь их в наших краях не было!
Все притихли, потрясенные безукоризненностью такой логики. Потом Стоян хлопнул Слави по плечу, одобрительно крякнул и заключил:
– Ну да! Ведь Богомил просто утонул, об этом всякий знает. Несчастный случай.
На том и порешили.
А между тем новый несчастный случай произошел в каких-нибудь двух километрах от обменивающихся рукопожатиями рыбаков.
Казалось, Гулимов погиб давным-давно, хотя с тех пор Казаев успел лишь скушать заказанный бифштекс да вытереть засалившуюся бороду. Все это он проделывал неспешно, обстоятельно, не отрывая глаз от тарелки. Лали, застывшая рядом, смотрела в давно не мывшиеся доски палубы, перебарывая приступы тошноты.
У ее господина был странный, очень странный вкус.
Бифштекс по-татарски представлял собой внушительную лепешку из сырого говяжьего фарша, политого яйцом, посыпанного зеленью и сдобренного всевозможными специями. Казаев полагал, что подобная пища способствует увеличению мужской потенции. Возможно, так оно и было, но при мысли о том, что кто-то способен жевать кровавое месиво в то время, когда совсем близко рыбы и крабы готовятся пожирать утопленника, у Лали начинались спазмы в желудке и отнимались ноги.
– Не хочешь посмотреть на своего несостоявшегося любовника? – благодушно посмеивался Казаев, запуская в рот зубочистку.
– Мне… мне плохо, – выдавила из себя Лали.
– А вот мне хорошо, очень хорошо.
Странные понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. Как будто добро и зло поменялись местами в этом мире. Белое стало черным, а черное – белым. Будь проклят тот день, когда отец Лали позарился на деньги, предложенные Казаевым. Речь шла о небольшом увеселительном путешествии по морю. И вот Лали путешествует. Вдали от дома, вдали от близких, очень одинокая и совершенно беззащитная. Среди людей, которые в сто раз хуже зверей. В полной власти садиста, способного на все. Бедная, бедная Лали!
– Позволь мне удалиться, господин! – пробормотала она, низко опустив голову.
– Ни в коем случае, – захохотал Казаев, наслаждаясь отчаянием девушки. – Иначе ты пропустишь самое интересное. Гулимов намеревался покормить рыб, и они не заставят себя упрашивать. Гляди, внизу уже целая стая собралась! Иди сюда.
Лали подчинилась. Мокрые от слез глаза уберегли ее от слишком ярких впечатлений. Тело Гулимова виднелось сквозь морскую рябь едва-едва, становясь все более расплывчатым, оно растворялось в воде, исчезало… и вот исчезло наконец.
Маленькая Лали с сестрами и братьями сидела на ковре перед бабушкой Фатимой, а та читала им историю про седьмое путешествие Синдбада-морехода, и было немножко страшно, но не так страшно, как бывает во взрослой жизни. Хотелось, чтобы так продолжалось вечно. Но почему бабушка не позволяет Лали забыться и поспать немножко? Зачем хлещет внучку по щекам, дыша чесноком и беспрестанно окликая?
– Лали! Слышишь меня? Лали!
– А-ах…
Она застонала. Пробуждение было тягостным. Перед взором девушки расплылось алое пятно. Сквозь него проступила ненавистная физиономия Казаева.
– Довольно притворяться, Лали. Если ты жива, то вставай, а если мертва, то я отправлю тебя следом за симпатягой Гулимовым, и тогда даже смерть, ха-ха, не разлучит вас.
– Нет!
Перебарывая головокружение и тошноту, Лали заставила себя оторваться от палубы и встать во весь рост. Это далось ей с превеликим трудом. На море царил полный штиль, а девушке казалось, что яхту раскачивает яростный шторм. И все же она выстояла. Несмотря на жару, ее колотил озноб.
– Со мной все в порядке, господин, – прошептала Лали.
Казаев прищурил один глаз:
– Ты уверена?
– Конечно.
Казаев поочередно облизал пальцы на правой руке и ободряюще потрепал ее по щеке:
– Молодец. Идем-ка за стол. Тебе необходимо подкрепиться. Ты плохо выглядишь.
– Я не хочу есть, – пролепетала Лали, закрывая рот руками. – Я…
– Туда.
Не слушая возражений, Казаев повернул ее лицом к столу, по обе стороны от которого стояли шезлонги. Тот, на котором недавно сидел Гулимов, предназначался для Лали. Она хотела присесть на краешек, но Казаев толкнул ее в грудь. Лали потеряла равновесие и неуклюже повалилась на шезлонг, вызвав смешки присутствующих. Ей было все равно. Лишь бы не очутиться в воде. Вспомнив, как опускался на дно Гулимов, Лали машинально попыталась встать.
Казаев снова толкнул ее в грудь, на этот раз сильнее.
– Расслабься, – сказал он. – Если ты не замышляешь против меня ничего дурного, то тебе нечего бояться.
Лали отчаянно замотала головой:
– Я не замышляю, господин.