Убегать. И Никки убежала сюда.
«Не смей об этом думать», — повторяла она про себя, словно заклинание. Снова и снова одну и ту же фразу, взбираясь вверх по тропинке. Хватит уже жалеть себя! Она начала новую жизнь.
«Я не могу больше участвовать в опостылевших крысиных бегах. Я смогу общаться с клиентами по Интернету и в случае необходимости приезжать в город. Я уже вижу себя в симпатичном домике на берегу моря. Только я, работа и время, чтобы подумать…»
Ее друзья — точнее, друзья Джона — посчитали Никки сумасшедшей, но они не знали истинных причин ее отъезда. Джон оказался подлецом. Она убежала от подлеца.
Никки подошла к дому, взошла на крыльцо — общее на два входа в их отдельные части дома. Она никогда еще не заходила на половину хозяина.
Гостиная выглядела старомодно и даже потрепанно, но великолепный открытый камин создавал неповторимую атмосферу уюта. Около камина стояло одно кресло. На подлокотнике был оставлен полупустой стакан пива. Никки заметила на полках огромное количество книг. Подобная слегка неряшливая обстановка показалась ей вполне типичной для холостяцкой жизни.
Впрочем, в его холодильнике оказалось больше еды, чем у нее. Мясо, овощи, фрукты, соус — много всего интересного, из чего Никки сделала вывод: ее хозяин любит готовить.
«Надо бы мне тоже научиться, — вдруг подумала она, изучая ассортимент холодильника и бросая взгляд на огромную старую газовую плиту, занимающую центральную часть кухни. — Пора завязывать с неправильным питанием, которое ведет к потере талии».
Наконец Никки нашла мясо. Увесистый кусок, которым можно было накормить целую свору борзых. Она быстро порезала его на мелкие куски, затем подумала и достала пакет с замороженным горошком.
Первая помощь и еда для собаки. Пора идти.
Гейб лежал на спине и смотрел в небо, пытаясь привести в порядок голову. Он получил увесистый удар по лбу, но его злость сразу улетучилась, как только он увидел выражение ее лица. Ей самой нужна была помощь — даже больше, чем ему.
О чем он только думал, сдавая часть дома городской жительнице?
Дороти из агентства недвижимости утверждала, что это вполне серьезная женщина, занимающаяся бизнесом и очень разумная.
— Никкита Моррисси. Тридцать лет. Разрабатывает системы кондиционирования для крупных предприятий. Обычно она проводит три недели дома, одну в отъезде. Чаще всего уезжает за границу. Всегда ищет спокойное уединенное место в приятной местности, где много света и ничто не будет беспокоить ее.
Женщина, работающая в области инженерии? Она должна быть образованной, работящей и обеспеченной.
У Гейба огромный дом. Наверное, ему стоило переехать в город, но он прожил в этом месте всю свою жизнь. В восемь лет он потерял мать, и этот дом был той памятью, которая у него осталась от нее. Мама очень любила сад. Она почти закончила живую изгородь. Иногда Гейб, выходя на крыльцо, мог поклясться, что видит ее фигуру в саду…
«Я всегда буду с тобой…»
Люди постоянно обманывают. Гейб понял это слишком рано. Он не привык ни от кого зависеть. Но здесь… в саду, посаженном его мамой, глядя на залив, который она так любила, он снова думал об одном: все, что у него осталось, — это ее обещание, в которое все еще отчаянно хотелось верить.
Эмоциональная чепуха? Несомненно. Гейб это прекрасно осознавал, но дом, где он провел детство, представлял собой убежище, в котором он мог укрыться, когда возвращался с моря. У него были деньги на содержание дома. Если бы он мог найти какого-нибудь достойного человека, чтобы сдать часть дома, тогда здание прогревалось бы и в период его отсутствия.
— Я согласен, — ответил он Дороти.
А потом Гейб познакомился с Никкитой — в тот день, когда она переехала в его дом.
Она совсем не была похожа на инженера. Эта женщина выглядела так, словно только что сошла с обложки модного журнала — высокая, стройная, светлокожая, с огромными глазами. Макияж был нанесен очень профессионально. Конечно, Гейб был заядлым холостяком, но вполне мог отличить дорогую косметику от дешевых аналогов. Темные блестящие волосы были модно подстрижены.
Что касается одежды… В день своего приезда она была одета в черную тунику с диагональным разрезом на бедрах. Комплект дополняли висячие серебряные сережки, красные колготки и лаковые черные туфли на низком каблуке.
Сегодня она надела джинсы в обтяжку. Их дополнял мягкий розовый свитер. «Наверное, она его уже порвала», — горько усмехнулся он про себя, подумав про колючий кустарник на берегу.
У него все еще кружилась голова. Гейб упорно пытался прогнать от себя критические мысли о гламурных инженерах по системам кондиционирования, разгуливающих по ночам в зарослях кустарников с кочергой в руках.
Никки появилась внезапно. Практически прибежала — во всяком случае, она тяжело дышала. Ее глаза были все такими же огромными, а изящная прическа стала… мягко говоря, чуть менее изящной. За ухом у нее торчала застрявшая веточка.
— Все нормально? — спросила она, переводя дыхание, словно была готова обнаружить его уже остывшее тело.
— Я в порядке, — пробурчал Гейб в ответ.
Он отказался от протянутой ею руки и попытался встать. И земля поплыла у него из-под ног. Не сильно, но достаточно для того, чтобы он почувствовал необходимость схватить ее за руку.
Никки оказалась сильнее, чем он думал, — подхватила и вторую его руку, помогая ему обрести устойчивость.
— Прошу прощения. — На секунду ему показалось, что его сейчас стошнит.
— Позвольте мне проводить вас до дома.
— Сначала надо помочь собаке, — сказал он.
— Нет. Сначала надо помочь вам.
— Собака стоит в воде и воет. Я не спрашиваю вашего совета. Я сам расставляю приоритеты. — Он сделал попытку освободить свои руки, но она держала крепко.
Он перестал вырываться и позволил ей поддерживать себя.
По двум причинам. Во-первых, у него все еще кружилась голова. Во-вторых, ему это очень нравилось.
От Никкиты исходил терпкий цитрусовый аромат, и этот запах привел его в чувство.
Она ничего не говорила, просто держала его руки в своих. Все это продолжалось две минуты. Или три. Она была неразговорчива. И у нее были нежные руки. Изящные женские руки. И такие мягкие…
Конечно же они должны были показаться ему мягкими. Все женщины, с которыми Гейб встречался последние десять лет, были местными рыбачками, женщинами, которые зарабатывали себе на жизнь тяжелым физическим трудом. И только у одной женщины в его жизни были такие же нежные руки…
Он вспомнил о Лизабетт. Своей жене.
— Я пришел в себя, — наконец сказал Гейб, и тут же тишину нарушил очередной протяжный вой. — Собака.
— Пожалуйста, позвольте мне сперва отвести вас домой.