Мозаика Парсифаля | Страница: 54

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Интересно, сумел ли Рим найти того человека из Чивитавеккия? Он мог лишь предположить, что не оригинален в своих действиях, и другие последовали его примеру. Не надо особой удачи, чтобы найти того парня. Майкл вспомнил, как в гневе, даже в ярости, проорал Бейлору название порта, и тот его повторил. Если раненый на Палатине разведчик еще способен к действию, он непременно прикажет своим людям обнюхать все причалы в Чивитавеккия и отыскать организатора нелегальной транспортировки.

Конечно, оставалось множество неясностей, белых пятен, лакун, которые пока невозможно заполнить. Неизвестно, скажет ли человек из Чивитавеккия, как называется судно, понимая, что в этом случае навсегда лишится доверия в порту. Лишится доверия? Да его просто прирежут на одной из утонувших в тумане кривых улочек. Но ведь он может, не раскрывая ни себя, ни названия судна, упомянуть о Коль-де-Мулине, чтобы завоевать благосклонность влиятельных американцев в Риме, которые, как правило, отличаются щедростью. «Всего лишь еще одна беженка с Балкан. В чем мой грех, синьоры?»

Так много белых пятен и так мало конкретных знаний... так мало времени для того, чтобы хорошенько подумать. В деле масса несоответствий. Никому бы и в голову не пришло, что в поле зрения вдруг появится престарелый, уставший от жизни капитан, не желающий перевозить наркотики и контрабанду, но с легким сердцем переправляющий из Италии беженцев, что также связано с риском попасть в тюрьму.

Или взять, к примеру, прямолинейного Реда Огилви, пытавшегося оправдать собственную жестокость. Его оправдания отличались странной амбивалентностью. Какая сила вела Джона Филипа Огилви? Почему всю свою жизнь он стремился сбросить добровольно надетые на себя оковы? Кем был на самом деле Апачи? «Ходячей кобурой»? Но кем бы он ни был, он умер жестокой насильственной смертью в тот самый момент, когда понял жестокую правду. В Вашингтоне стоят у руля лжецы.

Но главное — Дженна, его любимая. Она не предала любви, но была сама предана. Как могла она поверить этим лжецам? Что они ей наговорили? Какие неопровержимые привели доказательства? И, что важнее всего, кем они были, эти лжецы? Откуда взялись?

Хейвелок чувствовал, что каждый шаг по вечерней горной дороге приближает его к ответам на все эти вопросы. Еще до того, как исчезающее за горизонтом солнце появится на противоположной стороне темного шара, он будет знать все и вновь окажется рядом с любимой. Если эти люди из Рима, они не станут для него достойными противники. Майкл не сомневался в своем превосходстве. Вера в собственные силы возрастала с каждой минутой, и он чувствовал, что победит в схватке. В прошлом, правда, частенько случалось так, что вера такого рода оказывалась безосновательной. Но без этой веры, которая зародилась в нем в те ранние страшные дни, выжить было просто невозможно. Итак, каждый шаг приближал его к желанным ответам.

После того, как он все узнает и воссоединится с любимой, последует звонок в хижину, спрятавшуюся в других горах за тысячи миль от Лигурийских Альп. Он позвонит в Шенандоа, США, где в горах Блю-Ридж укрылся Антон Мэттиас — ментор и друг, и расскажет о заговоре, доставшем своими щупальцами сердце, которое питает кровью все секретные операции. Существование заговора не вызывает сомнений, цель же его пока не известна.

Неожиданно сквозь плотную листву слева от дороги пробился слабый луч света. Пригнувшись, Хейвелок принялся его изучать, пытаясь установить источник. Луч возник неожиданно и не двигался. Словно завороженный, Майкл, недоумевая, пополз вперед.

Наконец он с облегчением поднялся на ноги и вздохнул полной грудью. Чуть дальше дорога поворачивала, и на ее изгибе виднелись очертания здания, несомненно той самой деревенской таверны. Кто-то просто повернул выключатель на столбе уличного фонаря; вскоре, видимо, загорятся и другие огни. Темнота наступила мгновенно, казалось, что солнце просто-напросто рухнуло в пропасть. Высокие сосны и массивные утесы преградили путь оранжевым и желтым лучам, все еще остававшимся в небе. В окнах здания вспыхнул свет. На боковой стене находилось три окна, значительно больше — он не мог сосчитать — на фасаде. Видимо, не меньше шести, если судить по полосам света, льющегося на траву перед зданием и на гравий у входной двери. Майкл вошел в лес, чтобы проверить высоту подлеска и плотность листвы. И то и другое создавало достаточное прикрытие, так что он спокойно мог подойти к трем освещенным окнам. Оставаться на дороге не было никакого смысла. Если возникнут сюрпризы, на открытом месте они гораздо опаснее.

Майкл подошел к краю леса, между ним, и подъездной дорогой с глубокими колеями по засохшей грязи находилась толстая сосна. Подъездной путь шел вдоль боковой стены таверны и заворачивал за угол, где было свободное пространство, превращенное в своего рода автомобильную стоянку. В задней стене, видимо, находился и служебный вход. Расстояние от сосны до ближайшего окна не превышало двадцати пяти футов. Секунду помедлив, Хейвелок шагнул из-за толстого ствола.

В то же мгновение его ослепил яркий свет фар. В тридцати ярдах справа от него громыхал по дороге небольшой крытый грузовик, кренясь с боку на бок на изрезанной рытвинами окаменевшей грязи. Хейвелок нырнул в кустарник и, укрывшись за деревом, нащупал автоматический пистолет «лама» в кобуре на груди. Грузовичок пропрыгал мимо, проваливаясь в рытвины и перекатываясь на застывших валах, словно утлое суденышко в неспокойном море. Из крытого кузова доносились вопли людей, измученных путешествием.

Хейвелок не знал, заметили его или нет и, скорчившись за своим укрытием, ждал дальнейшего развития событий. Грузовик дернулся последний раз и замер у въезда на просторную ровную стоянку. Водитель открыл дверцу и выскочил наружу. Готовясь скрыться в лесу, Майкл отполз назад на несколько футов. Но эта предосторожность оказалась излишней. Водитель потянулся, выругавшись по-итальянски, он оказался вдруг в море света, кто-то в здании включил яркий фонарь наружного освещения. Свет открыл невероятную картину: шофер был облачен в униформу итальянской армии, а знаки различия выдавали его принадлежность к пограничным войскам. Он подошел к грузовику сзади и распахнул широкие двустворчатые двери кузова.

— Сыпьте оттуда, недоноски! — проорал он на итальянском языке. — До заступления на пост целый час. Есть время заполнить мочевые пузыри. Я иду на мост сообщить о нашем прибытии.

— Вы такой водитель, сержант, — произнес, кривясь от боли, солдат, соскакивая на землю, — что они слышали вас еще с полдороги от Монези.

— Смирно!

Из кузова вывалились еще три человека, они едва двигались.

Сержант продолжал отдавать распоряжения:

— Паоло, позаботься о новичке. Объясни ему, как следует себя вести. Проходя мимо Хейвелока, унтер поскреб у себя между ног и заправил в брюки выбившуюся рубашку. Все говорило о длительном путешествии в неудобном положении.

— Эй, Риччи! — прокричал, заглядывая в кузов, солдат, стоявший позади грузовика. — Ведь тебя зовут Риччи? Правильно?

— Да, — послышался голос, и из тени появилась фигура пятого человека.

— Ты везунок, деревенщина. Тебе досталась самая хорошая работенка во всей армии. Помещение поста там, у моста, но существует договоренность, что мы торчим здесь до начала нашей смены. Не спускаемся вниз, пока не наступит время. Придешь на мост, распишешься. Дошло?