— Значит, ты каждый день видишь эти улицы, — заметил он.
— Каждый божий день, дружище, — подтвердил Купер. — Это мое ремесло. Я рисую то, что у меня перед глазами. Только чуточку по-другому. Панораму улиц, а иногда просто какой-нибудь дом. Или церковь. Туристы особенно клюют на церкви.
— Можно заказать тебе один рисунок?
Похоже, Купер был тронут.
— Ты серьезно?
— Есть один особняк на Принсенграхт, на углу с Лейдсе-страат. Знаешь, о чем я говорю?
— У тебя хороший вкус, дружище. Это не дом, а конфетка. Здание было переделано из трех соседствующих друг с другом строений, но фасад был преображен так, как будто это один особняк. Портик поддерживали восемь легких колонн в коринфском стиле; на улицу смотрели семь окон с фонарями. Красные полоски кирпичной кладки перемежались с серым облицовочным камнем. История оставила свой след на каждом кирпичике здания, в котором располагалась центральная штаб-квартира Фонда Свободы.
— Как ты думаешь, ты сможешь сделать рисунок прямо сейчас? Как можно подробнее.
Они едва не столкнулись с быстро мчащимся велосипедистом, едущим не в ту сторону по улице с односторонним движением.
— Классно! Знаешь, я даже не догадывался, что ты так запал на мою мазню. По-моему, ты всегда относился к ней как-то снисходительно. Я думал, это не в твоем вкусе.
— Барри, со всеми подробностями, с какими только сможешь, — подчеркнул Джэнсон. — И, если можешь, вид сзади. Здание должно быть видно с Ланге Лейдседварсстраат.
— Я распечатаю новую пачку пастелей, — сказал Купер. — Специально ради такого дела.
Велосипедисты и уличные художники — две категории людей, на которых в старой части Амстердама никто не посмотрит дважды. Купер может сидеть на тротуаре прямо напротив парадного подъезда, и его никто не заметит. Он уже много лет занимается именно этим. Он растворится в окружающей обстановке, став ее частью.
* * *
Вернувшись час спустя в плавучий дом Купера, Джэнсон внимательно изучил наброски. Ничего хорошего. Существовали различные пути проникновения в здание, но все они были на виду. Кроме того, по всей вероятности, для охраны применяются расставленные повсюду датчики, реагирующие на малейшее движение. А поскольку своей тыльной частью здание выходит на Ланге Лейдседварсстраат, с этой стороны пробраться в него незамеченным также нельзя.
Как правило, безопасность достигается одним из двух способов. Более привычный состоит в изоляции: замок на вершине горы, подземный бункер. Второй, наоборот, требует многолюдного окружения. Никто не сможет незаметно проникнуть в здание, находящееся в центре города, на глазах у многочисленных прохожих. Преимущество штаб-квартиры Фонда Свободы как раз заключалось в том, что, не полагаясь исключительно на меры безопасности, здание превращало сотни людей, туристов и зевак, разгуливающих по старой части Амстердама, в надежных часовых. В первую очередь, оно было защищено тем, что находилось у всех на виду.
Джэнсон сурово одернул себя: его мысли упорно ходят по замкнутому кругу, предлагая решения, помогавшие ему в прошлом, но теперь в данных обстоятельствах совершенно бесполезные. Он должен взглянуть на все с другойстороны.
У него в голове зазвучали слова Демареста, отголоски другой эпохи: «Не видишь выхода? Не спеши, взгляни на вещи по-другому. Надо увидеть двух белых лебедей вместо одного черного. Увидеть кусок пирога вместо пирога, от которого отрезали кусок. Сложи куб Некера внутрь, а не наружу. Стремись к целостности натуры, мальчик. Это сделает тебя свободным».
Он на несколько секунд закрыл глаза. Ему надо взглянуть глазами своих оппонентов. Они считали, что многолюдное окружение станет самым эффективным уровнем защиты — и Джэнсон вынужден был признать правоту их логики. Но они ждут скрытной попытки проникновения; именно с таким расчетом и строилась система безопасности. Значит, он не будет скрываться. Он войдет в здание, привлекая к себе как можно больше внимания, через парадный подъезд. Эта операция требует не скрытности, а наглой самоуверенности.
Джэнсон посмотрел на пол, усеянный скомканной бумагой.
— У тебя есть газета?
Опустившись на четвереньки, Купер слазил в угол и торжествующе вытащил довольно свежий номер «Де волксрант». Передовица была измазана краской и пастелью.
— А на английском ничего нет?
— Дружище, голландские газеты печатаются на голландском языке, — хриплым от марихуаны голосом сообщил Купер. — Так они устроены, мать твою.
— Понятно.
Джэнсон бегло просмотрел заголовки. Знание английского и немецкого позволило ему понять общий смысл. Он перевернул страницу, и его внимание привлекла одна маленькая заметка.
— Вот, — сказал Джэнсон, ткнув в нее пальцем. — Можешь ее перевести?
— Нет проблем, дружище. — Купер уставился в газету, пытаясь сосредоточиться. — И чего ты в ней нашел? Хотя подожди — кажется, ты говорил, что твоя мать чешка?
— Она умерла.
— Наступил на больную мозоль, да? Это ужасно. Слушай, она как — умерла внезапно?
— Барри, она умерла, когда мне было пятнадцать. С тех пор у меня было время свыкнуться с этой мыслью.
Купер помолчал, переваривая сказанное.
— Чума, — наконец произнес он. — Моя мамаша умерла в прошлом году. А я даже не смог выбраться на похороны, черт бы их побрал. Я просто разрывался. На мне прямо на границе защелкнули бы железки, так что какой был бы в этом смысл? Но я просто разрывался.
— Я сожалею, — сказал Джэнсон.
Купер стал читать статью, старательно переводя ее с голландского на английский. Сказать по правде, в ней действительно не было ничего интересного. Министр иностранных дел Чешской республики, побывавший в Гааге и встретившийся с членами правительства, приехал в Амстердам. Здесь он намеревается встретиться с крупными фигурами фондовой биржи, с ведущими представителями финансового мира и обсудить с ними совместные нидерландско-чешские проекты. Еще один ничего не значащий визит, совершенный человеком, чья работа состоит как раз в том, чтобы совершать подобные визиты в надежде привлечь иностранные инвестиции в страну, остро в них нуждающуюся. Голландия богатая страна, а Чешская республика — нет. Похожий визит мог состояться полстолетия назад, двести, а то и триста лет назад — и, вполне вероятно, он действительно имел место. Можно было смело предположить, что этот визит не решит никаких проблем Чехии. Но для Джэнсона одну проблему он решить может.
— Пошли по магазинам, — сказал Джэнсон, вставая. Купера нисколько не удивила такая внезапная перемена; в его затуманенном марихуаной сознании окружающий мир жил по случайным законам, подчиняясь брошенным игральным костям.
— Чума, — сказал он. — Пожевать?
— За одеждой. Что-нибудь шикарное. Высший класс.
— О, — разочарованно заметил Купер. — Ну, есть одна точка, куда я никогда не хожу, но знаю, что там очень дорого. На Нойвезайдс Воорбургваль, рядом с дамбой, всего в нескольких кварталах.