— И ты думаешь, этот кагэбэшник станет сотрудничать с нами и информировать нас о Конклине, если им удастся связаться?
— Я могу попробовать. В конце концов, у нас есть общая цель, и я знаю, что Алекс примет его, потому что знает, насколько русские хотят внести Карлоса в список мертвых.
Холланд наклонился вперед.
— Я сказал Конклину, что помогу ему всем, чем смогу, если это не будет компрометировать нашу охоту на «Медузу»… Через час он будет в Париже. Следует ли мне оставить для него сообщение, чтобы он связался с тобой по прибытии?
— Скажи ему, чтобы позвонил Чарли Браво плюс Один , — сказал Кассет, поднимаясь и бросая компьютерную распечатку на стол. — Не знаю, что смогу дать ему за час, но я пойду работать. У меня есть хороший канал к нашему русскому — благодаря нашему лучшему «консультанту» в Париже.
— Дай ему поощрение.
— Она уже запросила его. Точнее, потребовала. Она владеет лучшей в городе службой сопровождения; девочек проверяют еженедельно.
— Почему бы не нанять их всех? — спросил директор, улыбаясь.
— Мне кажется, семеро уже внесены в платежную ведомость, сэр, — ответил заместитель, сохраняя серьезную манеру, в контраст изогнутым бровям.
Доктор Моррис Панов на подкашивающихся ногах спускался по металлическим ступенькам дипломатического реактивного самолета с помощью дюжего капрала в накрахмаленной форме хаки, несшего его чемодан.
— Как вам удается выглядеть столь презентабельно после такого ужасного полета? — поинтересовался психиатр.
— Ни один из нас не будет выглядеть столь презентабельно уже через пару часов свободы в Париже, сэр.
— Некоторые вещи никогда не меняются, капрал. Слава Богу… Куда подевался этот хромой бандит, что был со мной?
— Его отвезли к диплографу, сэр.
— Что-что? Слово я вроде бы расслышал…
— Все не так страшно, доктор, — засмеялся капрал, ведя Панова к мотокару, укомплектованному водителем в военной форме и американским флагом на боку. — Когда мы снижались, вышка сообщила пилоту, что для вашего друга есть срочное сообщение.
— Я уж подумал, он пошел принять ванну.
— Возможно, сэр, — капрал положил чемодан на заднюю полку и помог Мо забраться в кар. — Осторожно, доктор, поднимите ногу чуть выше.
— Это не я, — возразил психиатр, — а другой, у кого ноги болят.
— Но нам сказали, что вы болели, сэр.
— С ногами у меня все, черт возьми, в порядке… Извините, молодой человек, без обид. Я просто не люблю летать в тесных консервных банках на высоте ста десяти миль. Тремонт авеню в Бронксе не очень плодовита астронавтами.
— Вы шутите, док!
— Что?
— Я с Садовой улицы — вы знаете, напротив зоопарка! Зовут Флейшман, Моррис Флейшман. Приятно встретить земляка.
— Моррис? — переспросил Панов, пожимая его руку. — Моррис-десантник? Надо будет побеседовать с твоими родителями… Береги себя, Мо. И спасибо тебе за заботу.
— Поправляйтесь, док, и, когда снова увидите Тремонт авеню, передайте ей привет от меня, хорошо?
— Обязательно, Моррис, — ответил Моррис, махнув рукой, из тронувшегося кара.
Четыре минуты спустя Панов в сопровождении водителя вошел в длинный серый коридор, который был путем во Францию в обход иммиграционной службы для правительственных служащих стран, аккредитованных на набережной д’Орсе. Они вошли в просторный зал, где люди стояли небольшими группами и тихо разговаривали, наполняя помещение звуками всевозможных языков. Мо не смог найти взглядом Конклина и обеспокоился; он повернулся было к водителю, но тут к нему подошла молодая женщина в нейтральной униформе стюардессы.
– Docteur? — обратилась она к нему.
— Да, — удивленно ответил Мо. — Но, боюсь, мои познания в французском близки к нулю, если вообще имеются.
— Это не имеет значения, сэр. Ваш спутник велел вам оставаться здесь до его возвращения. Это займет буквально несколько минут, по его словам… Располагайтесь, пожалуйста. Принести вам что-нибудь выпить?
— Бурбон со льдом, если вас не затруднит, — ответил Панов, медленно опускаясь в кресло.
— Конечно, сэр.
Стюардесса удалилась, а водитель поставил чемодан Мо рядом с ним.
— Я должен вернуться к кару, — сказал дипломатический эскорт. — Здесь с вами все будете в порядке.
— Интересно, куда ушел мой друг, — размышлял Панов, глянув на часы.
— Возможно, к телефону снаружи, доктор. Люди часто приходят сюда, получают сообщения и бегут сломя голову в терминал к общественным таксофонам; они не доверяют тем, что есть здесь. Русские бегают быстрее всех. Арабы — всех медленнее.
— Должно быть, это связано с климатическими особенностями их стран, — предположил психиатр, улыбаясь.
— Не ставьте на это ваш стетоскоп, — водитель засмеялся и неформально отдал честь. — Всего доброго, сэр. И постарайтесь отдохнуть: вы выглядите уставшим.
— Спасибо, юноша. До свиданья.
Я действительно устал , подумал Панов, глядя вслед водителю, скрывшемуся в сером коридоре. Так устал. Но Алекс был прав. Если бы он улетел сюда один, я бы никогда ему этого не простил… Дэвид! Мы должны найти его! Вред, причиненный ему, может быть неисчислим — этого никто не понимает. Малейшей неполадки может оказаться достаточно, чтобы его хрупкий, поврежденный разум вернулся на года — на тринадцать лет назад — когда он был действующим киллером, и больше ничем! .. Голос… Кто-то говорил с ним.
— Простите меня… Ваш бурбон, доктор, — сказала стюардесса приятным голосом. — Я не решалась вас будить, но вы шевельнулись и застонали, будто от боли…
— Нет, ничего страшного, милая. Просто устал.
— Понимаю, сэр. Неожиданные перелеты могут быть очень изнурительными, особенно длинные и некомфортабельные.
— Вы верно подметили все три аспекта, мисс, — согласился с ней Панов, принимая стакан. — Спасибо.
— Вы, конечно же, американец.
— Как вы угадали? Разве на мне ковбойские сапоги или гавайская рубашка?
Женщина вежливо рассмеялась.
— Я знаю водителя, сопровождавшего вас сюда. Он из американской охраны, довольно милый и весьма привлекательный.
— Охрана? Вы хотите сказать, что-то вроде «полиции»?
— Ну, почти, только мы никогда так не говорим… О, а вот и ваш спутник, — стюардесса понизила голос. — Могу я вас быстренько спросить, доктор? Не нужно ли ему кресло-коляска?
— Боже правый, ни в коем случае. Он так ходит уже годами.
— Хорошо. Желаю вам приятно провести время в Париже, сэр.
Когда женщина удалилась, на соседнее кресло прихромал Алекс, обогнув несколько групп беседующих европейцев. Он сел и неловко облокотился на мягкую кожу. Он был очевидно взволнован.