Таня зевнула, прикрыв рот ладошкой, и потянулась. Варя вздрогнула.
— Ой, прости, пожалуйста. Ты ж с дороги не отдыхала, а мне все одно дежурить. Я пойду.
— Давай еще по рюмочке, — предложила Таня. — А потом, если хочешь, приляг прямо здесь. А я посижу еще, спать-то не хочется, а зеваю так, по привычке.
— Нет, ты непременно ложись. Обязательно надо выспаться. А я в кабинете на кушеточке покемарю. Не привыкать.
Она встала. Поднялась и Таня. Неожиданно Варя шагнула к ней и крепко обняла.
— Ты такая хорошая. Спасибо тебе. Голос ее дрогнул.
— Мне-то за что? — легко, сбивая пафос, спросила Таня. — Это ты у нас хорошая. Большого Брата на ноги подняла…
Такое прозвище она дала Павлу только сегодня, после того как надоумила его, во избежание недоразумений, представить ее Варе как свою кузину.
Варя ткнулась ей в плечо.
— Только… только ты ему, пожалуйста, ничего не рассказывай, что я тут наговорила, ладно? Я сама, потом как-нибудь…
— Я похожа на болтушку? К тому же, знаешь ли, тебе и говорить ничего не обязательно было. И так по глазам видно, как ты его боготворишь. Вы с ним очень похожи.
— С ним?! Да что ты? Я самая обыкновенная а он… он…
— Во-первых, не такая уж обыкновенная, а во-вторых, я про то, что у него тоже все по глазам видно. Все у вас будет хорошо. Он тебя любит.
Порывистый Варин поцелуй пришелся Тане пониже уха. Таня улыбнулась.
В миг, когда за Варей закрылась дверь, улыбка бесследно стерлась с лица.
Вслед Варе полетел символический плевок, сухой, но смачный.
Сестра Тереза траханая! И похотливая. Милосердная сестрица долбаная… И Павел, простодыра, тоже хорош — на что запал, спрашивается? Из такого семейства, а не знает, что медичкам в таких вот привилегированных заведениях чуть не в обязанность вменяется совмещать медицинские услуги с интимными. Но что-то не слыхала, чтобы из-за этого кто-нибудь из чиновных клиентов на них женился. Не отдам! Мой! То, что на улице Михайлова в корпусах сестры скорее выполняли другие обязанности и по другому ведомству, Таня лишь догадывалась. А если и так, что это меняет? Шлюха — она во всем шлюха!
Однако же предаваться гневу, даже наедине с собой, — роскошь непозволительная. Надо спокойно все обдумать и действовать осторожно, грамотно.
Дело здесь тонкое, деликатное, малейший просчет — и мимо кассы…
В эту номенклатурную, закрытую для простого люда южную больничку Таня устроилась без труда: несколько предварительных звоночков организационного свойства — и ее с почетом встретили прямо на раскаленном летном поле, мигом домчали сюда, в прохладу предгорий, определили в неплохой номер с кондиционером, окнами на тенистый север. А главное, без проволочек организовали доверительную беседу с главврачом, лысым степенным таджиком. Так что, еще не входя в палату к Павлу, она уже знала все — про аварию на Памирском тракте, происшедшую в тот же день, что и ее инцидент на подмосковной даче, про крайне тяжелое состояние, в котором Павел был доставлен сюда, про самоотверженную борьбу, которую вел за его жизнь и здоровье коллектив в целом и медицинская сестра Варвара Гречук в частности… И то, что после первых радостных минут встречи поведал ей, пряча глаза, выздоравливающий Павел про свою новую и пылкую любовь, врасплох ее не застигло, и линию поведения в этой ситуации она определила совершенно правильную. Нашла в себе силы рассмеяться — впрочем, когда увидела на его лице глуповатое, растерянное изумление, смеялась уже искренне. И сымпровизировала неплохую речь, начать с того, что назвала его мальчишкой и дурачком.
— Почему? — обалдело спросил он.
— А потому, что ты вбил себе в голову, будто в чем-то передо мной виноват, обманул меня, обидел. Разве ты клялся мне в вечной любви, и разве я приняла твои клятвы? Неужели ты ожидал, что я, узнав про твою Варю, кинусь царапать тебе лицо или побегу сочинять телегу в твой партком о недостойном поведении коммуниста Чернова, который нижеподписавшуюся комсомолку Захаржевскую поматросил да и бросил? Оставим эти развлечения быдлу. Мы же с тобой современные, неглупые люди.
Ты мне очень симпатичен и дорог, брат моей подруги, пусть и не самой близкой, друг моего брата и мой, надеюсь, тоже. И ты считаешь, что нам нужно стать врагами или чужими друг другу только потому, что один из нас встретил любимого человека?
Так. Ни малейшим намеком не показать истинные свои чувства по этому поводу.
Благородство и мудрость. Пусть теперь мучается, сопоставляет, делает окончательный выбор. Она поможет ему выбрать правильно, но об этой помощи он догадываться не должен…
Варя появилась только вечером — астеническая костлявая блондинка не первой молодости в нелепом сереньком жакете. Не без этакого провинциально-романтического шарма, но в целом, конечно, крыска. Тонкие, нервные пальцы. Должно быть, неплоха в постели. Немногого же мужикам надо!
Ужинали они втроем, засиделись, болтая ни о чем. От Таниного внимания не укрылась игра чувств на лице Павла, его взгляд, который он исподволь переводил то на нее, то на Варю. Сравнивает.
Потом она отправила Павла спать, а Варю затащила в свой номер и начала колоть по полной программе при помощи ласково-сестринских интонаций, швейцарского растворимого кофейку и как нельзя кстати пришедшейся бутылочки ирландского сливочного ликера «Бейлиз». Варенька разомлела, пошла пятнами и разоткровенничалась. В числе прочего Таня узнала, что Варе двадцать семь лет, что она — вдова гражданского летчика, умершего страшной и медленной смертью после жуткой аварии, оставив на ней двух мальчишек и старика-отца…
Стоп. Вот тут-то и проскользнуло в Варином рассказе нечто интересное…
Нет, уже позже, после четвертой рюмочки, когда она вконец размякла, пустила слезу и стала лепетать про то, как сама не верит своему счастью, какого потрясающего человека она обрела в лице Павла.
— Что, скажи мне, что он во мне нашел?! — Всей душой разделяя Варино недоумение, Таня тем не менее ласково покачала головой и издала соответствующий моменту воркующий звук — зря, мол, на себя наговариваешь, героическая ты моя. А Варя всхлипнула и продолжала:
— Некрасивая, старше его, необразованная, с судимостью…
Ну и так далее. Судимость больше не упоминалась ни разу. Видно, сгоряча вырвалось — у таких все сгоряча. Надо надеяться, Павлу про этот факт биографии любимой женщины ничего не известно, а у Тани, естественно, хватило ума в разговоре эту тему не педалировать. Но узнать все основательно, какая судимость, когда, за что. Ошибки буйного отрочества, какой-нибудь шахер-махер с медикаментами, с бельем, продуктами… Нет, вряд ли, не тот тип, да и не держали бы ее тогда в таком-то месте. Или скрыла? Ага, здесь скроешь, и опять же типаж не тот, чтоб скрывать. Тут что-нибудь страстное, с сильно смягчающими обстоятельствами. Может, из сострадания мужа своего безнадежного порешила?