— Ты не корреспондентка. Мумин!
— Масуд Мирзоевич предлагал мне остановиться в пансионате Совмина, но в интересах дела я предпочла «четверку», — четко выговорила Таня.
Застывший на пороге кабинета круглолицый Мумин ел глазами начальство, дожидаясь указаний. Полковник, намеревавшийся, очевидно, отдать какую-нибудь нехорошую команду относительно Тани, оказался в замешательстве, вызванном последней ее фразой. Никто, находящийся в здравом уме, такими именами не козыряет впустую. А эта красотка, выдающая себя за корреспондентку, на идиотку не похожа. Если она действительно знакома с самим Сафаровым…
— Мумин, — тем же четким тоном проговорила Таня. — Будьте любезны, рюмочку коньяку для полковника. Адъютант вопросительно посмотрел на Пиндюренко. Тот молча кивнул. Мумин вышел.
— Почему вас интересует Гречук? — сиплым голосом спросил он.
— Не меня, а более серьезных людей. Из Ленинградского обкома КПСС.
— Но почему вы?..
Таня наклонила голову и прикоснулась пальцем к губам: в кабинет бесшумно вошел Мумин с крошечным подносом, на котором стояли две рюмки, початая бутылка «KB» и блюдечко с мелко нарезанным лимоном. Он поставил поднос перед начальником и принялся разливать. Полковник забрал у него бутылку, налил только себе и немедленно выпил. Таня улыбнулась.
— Выполняю личную просьбу, — сказала она, когда Мумин вышел, прикрыв за собой дверь. — Использовать официальные каналы было не очень желательно.
— Ну, не знаю… Наши архивы — они ведь с грифом… Должен быть запрос.
— Понадобится — будет и запрос, — отчеканила Таня. — А если сомневаетесь в моих полномочиях, можно позвонить в Ленинград. Там подтвердят.
Она извлекла из сумки тоненькую, хорошо отпечатанную брошюру — телефонный справочник Ленинградского областного и городского комитетов КПСС. На обложке полковник прочитал название и строгую пометку: "Для служебного пользования. Экз.
№ 214". Его подозрения разом улеглись. Он посмотрел на Таню, хлопнул себя по лбу, налил коньяк во вторую рюмку и пододвинул ее к собеседнице.
— Угощайтесь… Только зачем вы корреспонденткой представились?
— А я действительно работаю в «Известиях». Внештатно. И действительно готовлю материал о правоохранительных органах страны. Так что с удовольствием воспользуюсь для очерка вашими данными. Не про Гречук, естественно.
— Да уж… Дело-то, как помню, было непростое. Общественность неоднозначно реагировала.
— Давно это было?
— Да уж года два. Или три.
— И вы до сих пор помните?
— Республика у нас, уважаемая…
— Татьяна. Можно просто Таня.
— Республика у нас, уважаемая Таня, маленькая, а город — тем более. Да и дело было резонансное…
На столе полковника оглушительно завопил телефон. Пиндюренко поморщился и снял трубку.
— Слушаю… Здравствуйте, Джафар Муратович… Да…. Да… Так точно…
Сейчас поднимаюсь. — Он повесил трубку и обратился к Тане:
— Генерал на совещание вызывает. Может, завтра?
— Завтра я улетаю.
Пиндюренко озадаченно посмотрел на нее. Да, покатать в Варзобское ущелье не получится. Деловая попалась баба.
— К вечеру все материалы подготовлю…
В раскрытое окно залетал ласковый ночной ветерок. Шуршали листья, трещали цикады, сладострастно орали майнушки. Ветерок занес в комнату летучую мышь. Она покружила возле лампы и улетела.
Низкий журнальный столик украшало блюдо е дынными корками, объеденными веточками винограда и персиковыми косточками. В роскошной коробке сиротливо маялись три последние конфетки. Воинственно щерилась фольгой бутылка из-под шампанского. Таня листала папку.
Картина получалась ясная и полностью вписывалась в составленный Таней психологический портрет Варвары Гречук.
Еще на втором курсе медучилища Варя по большой и пылкой любви вышла замуж за молодого красавца летчика, должно быть, до самой свадьбы скрывавшего, что летает он всего-навсего на допотопном «кукурузнике», опыляя инсектицидами хлопковые поля. Брак, судя по всему, получился удачный, у Варвары и Анатолия родились двое мальчишек. Но потом случилась беда. Старый, давно требующий замены самолетик Анатолия загорелся прямо в воздухе. Летчику чудом удалось посадить его прямо в заросли хлопка, но выбраться из кабины сил уже не хватило. Подоспевшие солдаты расположенной рядом воинской части сбили пламя, вытащили полумертвого пилота и доставили в город со страшными ожогами. Жизнь его была спасена, но превратилась в ад. От человека осталось обгоревшее, гниющее нечто — обездвиженное, слепое, воющее от бесконечной нестерпимой боли, временное освобождение от которой давали только препараты морфия. Из уважения к Варе, которая работала тогда реанимационной медсестрой в обычной городской больнице, безнадежного летчика продержали там целых четыре месяца. Но — дефицит коек, медикаментов, персонала. И Анатолия выписали умирать домой. А дозы, когда-то приносившие желанный покой, уже не действовали. По рецептам больному полагался какой-то мизер, еще сколько-то Варя выпрашивала у старшей сестры, еще сколько-то, впервые злоупотребив служебным положением, получила на аптечном складе по рецептам на несуществующих людей. Все все прекрасно понимали, многие сочувствовали Варе и закрывали глаза на ее противозаконные действия. Некоторые же смотрели косо, шептались, втихаря жаловались начальству. Вскоре вышла негласная директива: медсестре Гречук без визы главврача препаратов не выдавать.
Дальше все покатилось как снежный ком — Варе приходилось уже подкупать других сестер, вынося из нищающего дома последнее, недодавать больным… Выкрасть ключи от аптечного склада и ночами, убегая с дежурств… На втором ночном визите ее поймали, и поймали нехорошо — не медики и не своя вохра, а кем-то вызванный милицейский наряд. Был составлен протокол и заведено дело.
Пока Варю таскали по инстанциям, Анатолий упросил несмышленыша-сына достать коробочку с оставшимися порошками, высыпать их все в стакан, перемешать и дать папе выпить. Откачать его не успели.
Эта история взбудоражила весь город. У Вари неожиданно нашлись сильные заступники. Во-первых, крепкая и сплоченная община немцев-католиков, с которыми был крепко связан отец Варвары Казимир Гречук, поляк и тоже католик. Рукастые и дисциплинированные немцы занимали в душанбинском обществе особое место и представляли собой немалую силу уже хотя бы потому, что на них держалась вся электрика, сантехника и столярка в домах высокого местного начальства и самых важных учреждениях — русские мастеровые хоть нередко и талантливы, но ненадежны и пьют без меры, а таджики и вовсе не приспособлены к такой работе. Во-вторых, почти все, знавшие Варю по работе, в том числе и директор крупнейшего в городе бетонного завода, единственного сына которого она буквально вытащила с того света. Командир отряда, в котором служил покойный Варин муж, вышел на всесильного министра сельского хозяйства республики — того самого товарища Сафарова, на которого ссылалась Таня, встречавшаяся с ним у Шерова. В третьих, юристы, бывшие коллеги отца, много лет проработавшего в районном нарсуде.