Мерен несколько раз судорожно вздохнул.
– Ты готов? Будешь рядом со мной, как всегда?
– Прости, я проявил слабость, но сейчас я готов, – прошептал Мерен.
Самана вывела их в залитый ослепительно ярким светом сад и отвела к древнему зданию. На одном конце мраморного стола лежали инструменты для операции, на противоположном стояла жаровня с угольями; над ней дрожал нагретый воздух. На полу у стола был расстелено руно. Таите не понадобилось ничего говорить: он опустился на колени в центре руна лицом к столу. Самана кивнула Мерену: очевидно, она заранее объяснила ему, что делать. Он опустился за Таитой и крепко обхватил мага руками, так что тот не мог пошевелиться.
– Закрой глаза, Мерен, – велела Самана. – Не смотри. – Таите она протянула кожаную полоску, которую следовало зажать в зубах. Но маг отрицательно покачал головой. Тогда Самана опустилась перед ним на колени, держа в правой руке серебряную ложку; двумя пальцами другой руки она раскрыла веки правого глаза Таиты. – Всегда через правый глаз, – прошептала она, – по правой стороне – стороне Истины. – Она широко развела веки. – Держи его крепче, Мерен.
Мерен утвердительно хмыкнул и стиснул своего господина так, что его руки превратились в кольцо из прочной бронзы. Самана протолкнула конец ложки под верхнее веко правого глаза Таиты и твердым уверенным движением поместила ложку за глазное яблоко. Затем осторожно поддела яблоко в орбите. Глаз на зрительном нерве, как яйцо, повис на щеке Таиты. Пустая глазница превратилась в глубокую розовую пещеру, сверкающую от слез. Самана передала серебряную ложку Тансид. Та отложила ее в сторону и выбрала одну из бамбуковых игл. Конец иглы она подержала над жаровней, так что он почернел и затвердел. Он все еще дымился, когда Тансид протянула иглу Самане. Держа иглу в правой руке, Самана опустила голову и теперь смотрела прямо в пустую глазницу Таиты. Она оценивала положение и угол наклона глазного прохода, ведущего в черепную коробку.
Веки Таиты под ее пальцами дергались и дрожали. Он моргал, не в силах сдерживаться. Самана, не обращая на это внимания, медленно ввела в глазницу иглу, и ее кончик достиг начала глазного прохода. Самана постепенно усиливала давление, пока игла не пронзила мембрану и не углубилась в череп рядом со зрительным нервом, не повреждая его. Она почти не встречала сопротивления. Все глубже и глубже вводила Самана иглу. Когда та погрузилась почти на длину пальца, Самана скорее почувствовала, чем услышала легкое прикосновение острия к нервному узлу там, где перекрещивались нервы, идущие от глаз. Бамбуковая игла находилась в проходе. Следующий шаг следовало сделать абсолютно точно. Лицо Саманы оставалось спокойным, но безупречная кожа женщины покрылась легкой испариной, а глаза сузились. Она сконцентрировалась и сделала последнее усилие. Никакой реакции со стороны Таиты. Самана поняла, что допустила ошибку. Она потянула иглу чуть назад, немного изменила ее положение и снова погрузила на прежнюю глубину, только нацелившись чуть выше.
Таита вздрогнул и негромко вздохнул. Потом обмяк и впал в забытье. Мерен, предупрежденный заранее, ожидал этого и сильной рукой сразу взял Таиту за подбородок, не давая седой голове упасть на грудь. Самана так же осторожно, как вводила, извлекла иглу. Наклонившись, женщина рассматривала отверстие на дне глазницы. Крови не было. У нее на глазах крошечная рана самопроизвольно закрылась.
Самана одобрительно хмыкнула. Затем ложкой вернула свисавший глаз в орбиту. Таита быстро замигал: глаз встал на место. Самана протянула руку за льняной повязкой, которую Тансид смочила целебной мазью и заблаговременно выложила на мраморный стол; этой повязкой Самана накрыла оба глаза Таиты и надежно завязала ее.
– Теперь, Мерен, как можно быстрее отнеси его назад, в его комнату, пока он не пришел в себя.
Мерен поднял старика, как спящего ребенка, и положил его голову на свое крепкое плечо. Держа Таиту на руках, он побежал в храм, в комнату мага. Самана и Тансид последовали за ним. Кода они вошли, Тансид направилась к очагу, где оставляла греться котелок. Налила в чашку травяной настой и отнесла Самане.
– Подними ему голову! – приказала та и поднесла чашку к губам Таиты. Она понемногу переливала жидкость магу в рот и одновременно массировала Таите горло, вынуждая глотать. И помогла выпить все содержимое чашки.
Ждать долго не пришлось. Таита напрягся и схватился за повязку. Его руки задрожали, как у паралитика. Зубы застучали, и он стиснул их. На челюстях вздулись желваки, и Мерен испугался, что Таита откусит себе язык. Воин попытался разжать челюсти мага, но Таита вдруг сам раскрыл рот и закричал; все мышцы его тела стали жесткими, как древесина тика. Судорога за судорогой сотрясали его тело. Он кричал от ужаса и стонал от отчаяния, потом разразился безумным хохотом. И столь же внезапно заплакал, словно у него разрывалось сердце. Потом опять закричал, прогнув спину так, что его голова коснулась пяток. Даже Мерен не мог удержать это хрупкое старое тело, наделенное теперь демонической силой.
– Чем он одержим? – воскликнул Мерен, обращаясь к Самане. – Останови его, иначе он убьет себя.
– Раскрылось его Внутреннее Око. Но Таита еще не владеет им. В его сознании проносятся ужасные картины, способные свести с ума обычного человека. Сейчас он переживает страдания всего человечества.
Самана, тяжело дыша, пыталась заставить Таиту проглотить еще немного горькой жидкости. Таита выплюнул отвар в потолок.
– Именно это безумие убило северянина Вотада, – сказала Самана Тансид. – Образы наводнили его мозг, как, словно бы кипящим маслом, переполняется мочевой пузырь, пока, не в силах больше вмещать, не разрывается. – Она удерживала руки Таиты: тот пытался сорвать повязку с глаз. – Маг переживает горе всех вдов, всех матерей, видевших смерть своего первенца. Он разделяет страдания каждого мужчины и каждой женщины, кого искалечили, подвергали пыткам или кого измучила болезнь. Душа его потрясена жесткостью тиранов, злом Лжи. Он горит в пламени разграбленных городов, умирает вместе с павшими на полях тысяч сражений. Чувствует отчаяние каждой пропащей души. Смотрит в глубины преисподней.
– Это убьет его! – Мерен испытывал почти такую же острую боль, как Таита.
– Да, если он не научится владеть своим Внутренним Оком, такое может произойти. Держи и не позволяй ему причинить себе вред.
Таита так отчаянно вертел головой, что ударился о каменную стену у ложа.
Самана высоким, дрожащим, каким-то чужим голосом запела заклинание на языке, которого Мерен никогда раньше не слышал. Но это не помогло.
Мерен удерживал голову Таиты. Самана и Тансид встали по обе стороны от него; своими телами они защищали неистово метавшегося Таиту, оберегая от повреждений. Тансид вдохнула ему в разинутый рот ароматный дым.
– Таита! – звала она. – Вернись! Вернись к нам!
– Он не слышит, – произнесла Самана. Она наклонилась, взяла Таиту за правое ухо – ухо Истины – и, успокаивая, зашептала на языке заклинания. Мерен узнал этот язык: он не понимал ни слова, но помнил, что Таита пользуется им в разговорах с другими магами. Этот тайный язык маги называли «тенмасс». Таита успокоился и склонил голову набок, словно внимая Самане. Та заговорила еще тише, но настойчивее. Таита что-то прошептал в ответ. Мерен догадался, что Самана дает указания, помогает закрыть Внутреннее Око, отцедить разрушительные образы и звуки, понять, чтт он переживает, и подавить бурю терзавших его чувств.