— Пусть теперь Чайна попробует забрать их у меня, — мрачно сказал он. Если дипломат вырвут у него из рук или он уронит его, веревка немедленно выдернет чеку гранаты и будут уничтожены не только все кассеты, но и те, кто окажется поблизости. Он подождал, пока Джоб не подожжет все инструкции, сваленные в кучу. Когда они разгорелись, Шон приказал Джобу.
— Стой здесь и убедись, что они сгорели полностью.
Затем, подхватив дипломат с кассетами, направился обратно в командный бункер.
— Я же сказал, что ты вернешься, — приветствовал его Чайна ледяной саркастической улыбкой, которая быстро растаяла, когда он увидел, что Шон держит в руках, и шнур, обвивающий его запястье.
Шон поднял дипломат и потряс им.
— Здесь вся твоя вертолетная эскадрилья, Чайна, — сказал он, стараясь не выдавать душившей его ярости. — Без этого твои «стингеры» — всего лишь пустые болванки.
Взгляд Чайны метнулся к выходу из комнаты.
— Даже не думай об этом, — предупредил его Шон. — Внутри дипломата граната, фосфорная граната. А этот шнур ведет прямо к ее чеке. Если я уроню его, ну, например, если неожиданно умру или кто-то попытается вырвать дипломат из моих рук, все взорвется и здесь образуется миленький костерчик, так что с пятым ноября тебя.
Они пристально глядели друг на друга, стоя по разные стороны от стола.
— Что ж, полковник, у нас с тобой пат. — Улыбка Чайны снова появилась на лице — еще холоднее и страшнее, чем была до этого.
— Где Клодия Монтерро? — спросил Шон, и Чайна громко приказал, видимо, кому-то в радиорубке:
— Приведите женщину!
Они оба замерли в ожидании, оба настороже, не отрывая друг от друга глаз.
— Мне следовало бы подумать о кассетах, — медленно сказал Чайна. — Неплохо, полковник. Очень неплохо. Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты возглавил атаку.
— Кстати, пока мы еще не отошли от этой темы, — ответил Шон, — я также сжег все инструкции к «стингерам». Теперь только мы втроем — я, Джоб и Клодия — знаем, как обращаться с ними.
— А как же шанганы, Альфонсо и Фердинанд? — возразил Чайна, и Шон злобно ухмыльнулся.
— Нет, Чайна. Они знают лишь как стрелять, но не знают, как запрограммировать микропроцессор на уничтожение цели. Мы нужны тебе, Чайна. Без нас «хайнды» доберутся до тебя, и самое ужасное, что ты ничего не сможешь с этим поделать. Так что не пытайся меня обмануть. Твоя жизнь в моих руках.
У входа послышалась какая-то возня, и оба обернулись к входу, через который в комнату, где находились Шон и Чайна, втолкнули Клодию.
Ее руки опять были закованы в наручники за спиной, кепки не было, а волосы растрепаны.
— Шон! — вырвалось у нее, когда она его увидела, но двое охранников держали ее и не давали вырваться. Они резко дернули ее и прижали к противоположной стене землянки.
— Скажи своим бабуинам, чтобы они сняли с нее наручники! — рявкнул Шон, и когда они злобно уставились на него, Чайна резко приказал:
— Посадите женщину на стул!
Они усадили ее на прочное кресло красного дерева и, следуя другому приказу Чайны, пристегнули ее запястья к ручкам.
— У меня есть что-то твое, полковник, а у тебя — мое. Может, договоримся? — предложил генерал Чайна.
— Отпусти нас, — незамедлительно сказал Шон. — На границе я отдам тебе кассеты.
Но Чайна с сожалением покачал головой.
— Неприемлемо. Вот мое встречное предложение. Ты возглавишь операцию против базы «хайндов». После ее успешного завершения Альфонсо проводит вас до границы.
Шон поднял минированный дипломат над головой, и Чайна улыбнулся. В ответ он достал из ножен на поясе свой походный нож с рукояткой из слоновой кости и пятидюймовым лезвием.
По-прежнему улыбаясь, он подошел к Клодии и резким движением вырвал у нее один волосок. Держа его двумя пальцами, он поднес к нему острие ножа. Половина темного волоса мягко спланировала на утрамбованный пол землянки.
— Вот какой он острый, — негромко сказал Чайна.
— Если ты убьешь ее, тебе нечем будет торговаться. — Голос Шона едва не дрожал от напряжения, и он почувствовал, что начинает покрываться потом.
— Нет, будет чем, — ответил Чайна. — Вот этим! — И кивнул своим людям, стоящим у дверей.
Ввели кого-то, кого Шон до этого никогда не видел. Какое-то создание с почти лысой, похожей на череп головой. Волосы свисали пучками, обнажая блестящие черные пролысины. Губ практически не осталось, и в провале рта виднелись зубы, слишком большие и слишком белые для этой полусгнившей головы.
По приказу Чайны стражники сняли какую-то грязную тряпку, прикрывшую тело, совершенно обнажив его, и через мгновение Шон понял, что перед ним женщина.
Ее тело напомнило ему ужасные фотографии выживших в Дахау и Освенциме..
Она была настоящим скелетом, покрытым морщинистой кожей. Пустые груди свисали до самого живота, живот же ввалился так, что таз казался каким-то костяным сосудом. На руках и ногах вообще не осталось плоти, локти и колени были гротескно увеличены.
Шон и Клодия в ужасе уставились на нее, не в силах вымолвить ни слова.
— Взгляните на язвы в области живота, — вежливо предложил Чайна, и они тупо повиновались.
Они не сразу рассмотрели выпуклые нарывы, твердые и блестящие, как спелые черные виноградины, под кожей сплошь покрывающие всю поверхность ее живота и исчезающие в жестких космах волос на лобке.
Пока все их внимание было приковано к этой жалкой фигуре, Чайна быстрым движением руки коснулся кончиком ножа ладони Клодии. Она вскрикнула и попыталась отдернуть руку, но та была прикована наручником к ручке кресла и лишь дернулась на короткой цепочке. Клодия уставилась на тонкую змейку яркой крови, стекавшей по указательному пальцу на пол.
— Ты зачем это сделал, мерзкий ублюдок? — зарычал Шон.
— Это всего лишь царапина, — улыбнулся Чайна.
Он медленно приблизился к скелетоподобной обнаженной негритянке, направив нож на ее ссохшийся живот.
— Крайнее истощение и эти характерные поражения на животе сами говорят за себя, — объяснил он. — Женщина страдает от того, что у нас в Африке называется «тощей болезнью».
— СПИД, — прошептала Клодия, и ее голос наполнился ужасом от одного только звука этого слова.
Шон невольно и сам отступил на шаг от стоящей перед ними ужасной фигуры.
— Да, мисс Монтерро, — согласился Чайна, — СПИД в конечной стадии.
Он дотронулся до одного из твердых, как мрамор, шанкров на животе женщины кончиком ножа, но, когда он разрезал фурункул и гнойная жидкость, черная, как деготь, медленно начала сочиться из ранки, стекая тонкой струйкой на свалявшийся пучок ее лобковых волос, она никак не среагировала.