Пилот что-то кричал по-русски, а Клодия вдруг обнаружила, что она слабым голосом умоляет генерала:
— Пожалуйста, генерал, отпустите меня. Я этого не вынесу.
Она попробовала отвернуться и закрыть глаза, но леденящий ужас предстоящей экзекуции все равно заставлял ее смотреть на происходящее сквозь неплотно сомкнутые пальцы.
Чайна же не обратил ни малейшего внимания ни на крики пилота, ни на мольбы Клодии. Он отдал короткий приказ офицеру, который теперь сидел на спине пленника. Продолжая прижимать несчастного к поверхности верстака, офицер обеими руками стиснул ягодицы механика и резко раздвинул их. Протесты Клодии застряли у нее в горле, во рту мгновенно пересохло, и она вдруг поняла, что неотрывно смотрит на розовато-коричневый анус русского, который среди волосатых ягодиц был похож на глаз слепца.
Чайна поднес к заду жертвы кончик раскаленного прута и несколько мгновений подержал в трех дюймах от цели. Механик почувствовал жар в самом интимном месте и начал так отчаянно сопротивляться, что ему на спину пришлось навалиться еще двум офицерам РЕНАМО.
— Так да или нет?
Чайна взглянул на русского пилота. Пилот что-то бормотал, как безумный, его лицо было перекошено от ярости, временами он выкрикивал угрозы и проклятья.
— Мне очень жаль, но необходимость вынуждает, — сказал Чайна и ткнул прутом вперед движением, которое совершают фехтовальщики, проводя выпад.
Когда мерцающий раскаленный металл соприкоснулся с нежной кожей заднего прохода русского, тот завизжал, и этот душераздирающий визг заставил Клодию сочувственно вскрикнуть.
Металл дымился, шипел и трещал, а Чайна, вращая запястьем, все глубже и глубже втыкал прут в тело русского. Теперь визг пленника превратился во что-то совершенно невообразимое. Клодия зажала уши руками и, отвернувшись, бросилась в дальний угол мастерской, где прижалась лицом к грубой поверхности стены.
Едкий дым заполнял ее ноздри, горло, легкие, отвратительный запах горелой плоти или кипящего жира прилип к языку, и содержимое желудка поднялось к самому горлу. Она попыталась сдержаться, но оно струей ударило ей в горло и фонтаном изверглось на земляной пол.
Визг у нее за спиной постепенно начал стихать, переходя в какие-то ужасные булькающие стоны. Русские разразились возмущенными яростными криками, шум стоял неимоверный.
Запах горелой плоти и мельком увиденные капли вытекающего из искалеченного тела кала снова вызвали у нее рвоту, затем она тыльной стороной руки вытерла рот и снова прижалась лбом к прохладной стене подвала. Ее всю колотило, по щекам ручьем текли слезы и пот.
Постепенно шум за ее спиной стих, теперь в блиндаже были слышны только стоны и всхлипывания механика. С каждым моментом они становились все слабее, но вызываемый ими ужас от этого не уменьшился. Клодия, и не глядя на русского, могла сказать, что тот умирает.
— Мисс Монтерро, — голос Чайны был ровным и спокойным, — пожалуйста, возьмите себя в руки, наша работа еще не закончена.
— Ты — животное! — взорвалась она. — Я тебя ненавижу. Господи, как я тебя ненавижу!
— Меня ни в малейшей степени не интересуют ваши чувства, — сказал Чайна. — А теперь скажите пилоту, что я ожидаю от него полного сотрудничества.
Стоны механика буквально сводили ее с ума. Когда она повернулась, чтобы взглянуть на Чайну, то увидела, что изувеченного пленника отвязали от верстака, и теперь тот валялся на полу. Генерал даже не позаботился вытащить из тела прут, который продолжал торчать между ягодиц жертвы. Пленник из последних сил извивался на земляном полу и безуспешно пытался вытащить из своего тела орудие пытки. Остывая, раскаленный металл так прикипел к внутренностям, что будто прирос к плоти. Каждый раз, как пленник пытался потянуть за конец прута, из ужасной раны вытекали струйки жидкого кала.
— Переведите пилоту то, что я сказал, — приказал Чайна.
Клодия с трудом оторвала глаза от умирающего и повернулась к пилоту.
— Пожалуйста, сделайте то, что он просит.
— Не могу! Я нарушу свой долг! — выкрикнул пилот.
— Да черт с ним, с вашим долгом! — яростно выкрикнула в ответ Клодия, — И вы, и ваши люди кончат так же! — Она рукой указала на корчащегося механика, не смея взглянуть на него снова. — Вот что произойдет со всеми вами!
Она повернулась к остальным русским, которые стояли трясущиеся и потрясенные, бледные от ужаса.
— Посмотрите на него! — заверещала она по-английски. — Вы этого тоже хотите?
Они не поняли ее слов, но им и так все было ясно. Все как один повернулись к пилоту.
Пилот еще с минуту противился их умоляющим взглядам, но когда по приказу Чайны офицеры РЕНАМО схватили еще одного из техников и начали привязывать его к верстаку, русский пилот протестующе вскинул руки.
— Скажите ему, чтобы прекратил, — устало сказал он. — Мы будем выполнять его приказы.
— Спасибо, мисс Монтерро, — галантно улыбаясь, сказал Чайна. — Теперь вы свободны и можете присоединиться к полковнику Кортни.
— Как же вы будете общаться с пилотом? — неуверенно спросила она.
— Он уже меня понимает, — с благосклонной улыбкой сказал Чайна, переводя взгляд на русского. — Уверяю вас, он научится бегло говорить на моем языке с просто поразительной быстротой. — Генерал снова повернулся к Клодии. — Пожалуйста, передайте привет полковнику Кортни и попросите его заглянуть ко мне при первой же возможности. Я бы хотел поблагодарить его, проводить и пожелать счастливого пути. — Он издевательски поклонился ей. — Попутного ветра, мисс Монтерро. Надеюсь, вы с любовью будете вспоминать всех нас, ваших друзей из Африки.
Клодия не нашлась, что ответить, молча развернулась и побрела к выходу. Ее ноги тряслись и были как ватные.
Она брела по холму все еще под влиянием испытанного ужаса. Клодия почти не замечала окружающего, которое в другое время вызвало бы в ней тошноту и жалость.
У подножия холма девушка остановилась и попробовала взять себя в руки. Она принялась глубоко дышать, стараясь подавить непроизвольные всхлипывания, которые все еще душили ее, откинула с лица волосы и поправила полоску материи, служившую ей платком. Подолом рубашки она вытерла с лица пот и слезы и с удивлением посмотрела на жирные следы, оставшиеся на подоле.
— Я, наверное, выгляжу, как черт знает что, — прошептала она и сжала руки в кулаки, чтобы не было видно сломанных ногтей. И все же расправила плечи и вздернула подбородок. — Шон не должен видеть меня такой, — со злостью сказала она. — Соберись, женщина!
Когда Клодия торопливо подошла к тому месту, где над завернутым в одеяло Джобом склонился Шон, тот поднял глаза в ее сторону.
— Что случилось? — спросил он. — Что тебя там задержало?
— Здесь генерал Чайна. Он заставил меня пойти с ним.
— Чего ему было нужно? Что-нибудь случилось?