Он подумал о полумиллионе долларов. С такой кучей денег в заднем кармане он бы мог наплевать на управляющего банком, на Джеффри Мангузу, на Гарри Кортни, на весь остальной мир и с легкостью послать их куда подальше.

Наконец он отвернулся от реки и направился по тропинке к палатке Джоба. Тот ел в одиночестве у костра, прислуживала ему самая молодая жена. Увидев приближающегося Шона, он коротко что-то ей бросил, и она ушла. Потом он снял с углей кофейник с кофе, налил кружку и добавил туда сгущенного молока из стоящей рядом банки.

Шон присел на резную скамеечку и взял протянутую кружку. Потом он заговорил на сидебельском:

— Что бы ты подумал о человеке, который отправился следом за Тукутелой в его потаенные места в болотах Замбези?

— Человек столь глупый просто не заслуживает, чтобы о нем думали. — Джоб подул на кофе, чтобы остудить его, и они довольно долго просидели в молчании.

Матату, который в это время спал в своей хижине неподалеку, видимо, почувствовал присутствие хозяина, проснулся и вылез наружу, сонно моргая и зевая на утреннем солнце, а потом примостился у ног Шона. Тот на мгновение положил руку на плечо маленького ндороба, и тот буквально затрепетал от удовольствия. Матату можно было и не спрашивать. Он в любом случае пошел бы с Шоном куда угодно, не задавая вопросов, без малейших колебаний. Поэтому Шон продолжал говорить только с Джобом.

— Джоб, мой старый друг, мы знаем друг друга много лет. Позволь, я скажу тебе еще одну вещь, над которой ты можешь поразмыслить. Монтерро хочет продолжать охоту на этого слона и предлагает за это полмиллиона долларов. Что ты скажешь насчет полумиллиона долларов?

Джоб вздохнул.

— А что тут говорить! Когда выступаем?

Шон стиснул его руку и поднялся.

Рикардо все еще сидел за столом, перед ним стояла чашка кофе, а изо рта торчала сигара. Клодия сидела напротив, и они явно о чем-то спорили. Щеки девушки пылали румянцем, но стоило Шону появиться в палатке, как она замолчала.

— Капо, — сказал Шон. — Ты просто понятия не имеешь, что нас ждет по ту сторону границы. Это почти то же самое, что во Вьетнаме, только американской армии там нет. Ты понимаешь?

— Все равно я хочу туда, — упрямо заявил Рикардо.

— Хорошо. Тогда вот мои условия. Ты подпишешь гарантийное письмо, в котором письменно подтвердишь, что всю ответственность за происходящее берешь на себя. Я ни за что не отвечаю.

— Договорились.

— Далее, я хочу письменное долговое обязательство на всю сумму, в случае твоей гибели оплачиваемое наследниками.

— Неси бумагу и ручку.

— А знаешь что, Капо? Да ведь ты попросту рехнулся.

— Само собой, — улыбнулся Рикардо. — А ты, что ли, нет?

— О, рехнулся еще при рождении! — расхохотался Шон, и они обменялись крепким рукопожатием. Затем Шон вновь посерьезнел. — Я хочу облететь те места на самолете, чтобы убедиться, что нас не ожидают какие-нибудь неприятные сюрпризы. Если там все чисто, мы пересечем границу сегодня же ночью. Это будет означать долгие переходы, причем пойдем мы налегке. Я хочу, чтобы мы управились за десять дней, не более.

Рикардо согласно кивнул, и тогда Шон сказал:

— А теперь советую отдохнуть. Силы тебе еще понадобятся.

Он уже хотел было повернуться и уйти, когда заметил направленный на него полный ярости взгляд Клодии.

— Я свяжусь по радио с Римой, чтобы она прислала сюда самолет. И уже завтра вы будете в столице. А там она посадит вас на первый же рейс в Анкоридж.

Клодия уже собиралась ответить, когда Рикардо накрыл ее руки ладонью.

— Хорошо, — сказал он. — Она уедет. Я позабочусь об этом.

— Еще как уедет, — сказал Шон. — Уж, конечно, в Мозамбик мы ее с собой не возьмем.

* * *

Шон заклеивал липкой лентой опознавательные знаки на крыльях и фюзеляже «бичкрафта», чтобы их не было видно с земли. Он удостоверился в том, что лента прочно держится на металлической поверхности и поток воздуха не сорвет ее. Тем временем Джоб проверил неприкосновенный запас на борту самолета на случай вынужденной посадки. Тяжелую двустволку Шона он заменил облегченной «30.06» с черным прикладом из стекловолокна.

Они взлетели, и Шон сразу круто повернул на запад, удерживая самолет футах в пятидесяти от вершин деревьев. На коленях он держал карту и проверял каждый появляющийся впереди ориентир. Джоб сидел рядом, в кресле справа, а Матату — позади Джоба. Спустя столько лет Матату все еще боялся полетов, его часто укачивало. Поэтому Шон не захотел, чтобы тот сидел у него за спиной:

— Этого глупого маленького пигмея снова будет тошнить на меня.

Поэтому на сей раз пришлось рискнуть Джобу.

Они достигли границы и полетели вдоль нее на север, внимательно осматривая разворачивающийся под ними пейзаж, но так и не заметили ни следов передвижения войск, ни каких-либо признаков присутствия человека вообще. Через полчаса на горизонте они заметили блеск воды — целое море, образованное возведенной на реке Замбези плотиной.

— Кабора-Басса, — хмыкнул Шон.

Гидроэлектростанцию — одну из крупнейших в Южной Африке — построили португальцы, незадолго до того как их колония обрела независимость.

Южная Африка использовала все возможности электростанции, перегоняя энергию по энергосистеме на свои огромные шахты в Палаборе и Трансваале, а весь получаемый от ее продажи доход мозамбикские власти тратили на поддержание находящейся в крайне тяжелом положении экономики страны. Но в настоящее время Кабора-Басса не вырабатывала ни единого киловатта энергии. Высоковольтные линии, ведущие на юг, вывели из строя повстанцы, а правительственные войска были настолько деморализованы, что даже не пытались защитить команды ремонтников от постоянных нападений.

— Сейчас турбины наверняка превратились в груды ржавого металлолома. Еще очко в пользу африканских марксистов, — усмехнулся Шон, развернув самолет на 180 градусов к югу. По этому курсу он и полетел дальше в глубь Мозамбика, двигаясь зигзагообразно, чтобы охватить большую площадь, и по-прежнему пытаясь обнаружить жилые поселения или подвижные войсковые соединения.

Им попадались только клочки когда-то обрабатываемых земель, теперь заросшие сорняками и кустарником, выжженные деревни. Вокруг остовов домов без крыш не наблюдалось ни малейших признаков присутствия человека.

Шон заинтересовался дорогой между Вилла де Маника и Кабора-Басса и пролетел вдоль нее около десяти миль. Самолет шел так низко, что они могли различить даже колеи, оставшиеся от множества когда-то проезжавших здесь колес, и растущие в них сорняки. Видимо, ни одна машина не проходила по ним уже многие месяцы, а возможно, и годы. Дренажная система была разрушена, мосты уничтожены, на обочинах чернели ржавые остовы сгоревших машин.