— Что такое? — крикнул Рикардо Монтерро из камышей. — Шон, ты в порядке? Что случилось? Где Клодия?

При звуке голоса отца Клодия виновато отскочила от Шона и попыталась прикрыться руками.

— Все в порядке, Капо! — крикнул Шон в ответ. — Она в безопасности.

Клодия схватила белье и торопливо натянула его, прыгая на одной ноге в грязи, повернувшись спиной, когда он протянул ей упавшую рубашку и просунул ее руки в рукава. Одевшись, она принялась оправдываться.

— Я испугалась, — сказала она ему. — Это не то, что ты думаешь. Это ничего не значит, всего лишь нервы.

Она застегнула молнию на джинсах и горделиво задрала подбородок.

— Я бы вцепилась даже в мусорщика, если бы он оказался рядом.

— Хорошо, лапочка, в следующий раз пусть тебя едят хоть львы, хоть крокодилы, какая мне разница!

— Тебе не на что жаловаться, — бросила она через плечо. — Ты вдоволь напялился на меня, и, насколько я заметила, тебе понравилось, полковник.

— Ты права. Было неплохо. Немного худосочна, но все равно неплохо.

Он усмехнулся еще шире, когда заметил, как залились краской ее лицо и шея.

Рикардо встретил их на тропинке, вне себя от волнения. Он схватил Клодию и с облегчением обнял ее.

— Что случилось, тпезоро? Ты в порядке?

— Она пыталась накормить крокодилов, — сказал Шон. — Через тридцать секунд мы уходим. Выстрел привлечет всех бандитов в радиусе десяти миль.

* * *

«Я хотя бы смыла эту отвратительную черную краску с лица», — говорила себе Клодия, когда они уходили от болот. Сырая одежда приятно холодила кожу. Опасное купание ее подбодрило.

«Ничего страшного не случилось, — подумала она. — Кроме того, что меня бесцеремонно разглядывали. — Но даже это не беспокоило ее долго. Его взгляд на ее обнаженном теле не был оскорбительным, кроме того, приятно было подразнить его. — Подавись своими мечтами, мальчик. — Она смотрела ему в затылок. — Это лучшее, что ты видел в своей жизни». Через милю одежда высохла, и сил на что-либо, кроме ходьбы, не оставалось. Все ее существо сосредоточилось на том, чтобы поднимать одну ногу и ставить ее перед другой.

Жара была невыносимой, и становилось все жарче, когда они наконец достигли крутого берега долины Замбези и спустились вниз. Неожиданно воздух вокруг изменился. Он лежал на земле серебряными потоками, как вода, мерцал и переливался, как полотно из хрустального бисера, и на большом расстоянии изменял форму предметов так, что они дрожали и искажались, удваивались в размерах. Гигантские миражи появлялись и исчезали, поглощенные каскадами горячего воздуха.

Дальше воздух казался голубым. Когда Клодия посмотрела вниз на крутой откос, по которому они карабкались, он был словно омыт бледно-голубыми туманными тенями. Небо было другого оттенка — насыщенного, глубокого синего цвета. На небосводе висели тучи разных оттенков свинца и серебра. Нижние части были плоско срезаны параллельно земле, а верхушки похожи на корабли в полной оснастке. Воздух, придавленный этой массой облаков, лежал на земле, густой как сироп. Путешественники устало тащились, придавленные его весом.

Из леса, окружающего дорогу, вылетали крошечные черные мошки. Они собирались в уголках рта и глаз, заползали в ноздри и уши, чтобы добраться до влаги на человеческом теле, причиняя несказанные мучения.

Когда дорога остались позади, перед ними открылся потрясающий вид на долину. Путники смогли различить темную ленту прибрежных растений, которые отмечали путь великой Замбези. Матату всегда маячил впереди отряда, словно дух, идя по следу, который никто, кроме него, не мог различить. На него жара как будто не влияла: свежий и полный сил, он уходил вперед, и Шон звал его назад, когда отряд останавливался на отдых.

— Никакой дичи, — заметил Рикардо, осматривая окрестности через бинокль. — С тех пор как мы пересекли границу Мозамбика, нам не попадалось ничего крупнее кролика.

Он заговорил первый раз за много часов, и Шон обрадовался такой перемене в его поведении. Охотника серьезно беспокоило состояние клиента. Он торопливо ответил:

— Раньше это был рай для сафари. Я бывал здесь до того, как ушли португальцы. Буйволы бегали здесь огромными стадами по десять тысяч голов.

— Что же случилось?

— ФРЕЛИМО накормило ими свою армию. Они даже предложили мне контракт, чтобы я убивал для них животных, и не могли понять, почему я отказался. В конце концов они сделали все сами.

— Как?

— С вертолетов. Они находили стадо и расстреливали его с воздуха. За три месяца они уничтожили почти пятьдесят тысяч голов. Все это время небо было черным от кружащих в нем стервятников, а запах гниющих туш разносился на многие мили. Когда было покончено с буйволами, они принялись за зебр.

— Что за дикая, жестокая земля, — грустно сказала Клодия.

— Ты, конечно, не одобряешь? — спросил Шон. — Но ведь это сделали черные, а не белые. Может, это и не было неправильно. — Он взглянул на наручные часы. — Ладно, пора идти.

Шон протянул руку Рикардо, чтобы помочь ему встать на ноги, но тот оттолкнул его руку. Несмотря на это, когда возобновили марш, Шон пошел рядом с ним, весело болтая, то и дело отпуская шутки, чтобы отвлечь его от утомительной ходьбы. Клодия шла прямо за Матату.

Он вспоминал анекдоты времен войны, указал на остатки лагеря партизан, когда они проходили мимо него, и описал операцию скаутов Баллантайна. Рикардо заинтересовался и начал задавать вопросы.

— Про товарища Чайну говорят, что он хороший полевой командир, — сказал он. — Что с ним произошло, после того как он убежал?

— Он участвовал в войне до конца. Крепкий орешек. Его люди должны были доставить все снаряжение в Родезию, в том числе русские Т-5, противотанковые мины, которые весят по семьдесят фунтов каждая. Рассказывают, что товарищ Чайна с огромным трудом, потом и кровью, притащил одну и подложил на дороге в Маунт-Дарвин, чтобы подорвать военный патруль. Оказалось, что в этот день местные цветные наняли автобус, чтобы поехать в город на футбольный матч, вот они-то и нарвались на мину. Из шестидесяти пяти человек выжило двадцать три. Товарищ Чайна был вне себя от гнева, ведь его драгоценная Т-5 пропала даром. Он послал за родственниками погибших и теми, кто выжил, и снял с каждого по десять долларов, чтобы покрыть стоимость новой мины.

Рикардо согнулся от смеха, а Клодия в ярости повернулась к Шону.

— Как вы можете смеяться. Это отвратительно!

— Неужели? — ровно ответил Шон. — Не думаю, что десять долларов столь отвратительно. Думаю, старина Чайна был весьма снисходителен.

Клодия вскинула голову и прибавила шагу, чтобы догнать Матату. Продолжая улыбаться, Рикардо спросил:

— Что случилось с ним после войны?

Шон пожал плечами.