— Наверху. В маминой гардеробной. Он не в себе, Анна.
— Просто пьян.
— Я не могу его сдвинуть.
Войдя в дом, они сразу почувствовали запах пожара. Они поднимались, и запах становился сильнее, вокруг собрались густые клубы дыма. К тому времени как они поднялись на второй этаж, обе кашляли и с трудом дышали.
Всю галерею заволок густой дым, видеть можно было только на несколько шагов вперед, а в дыму блестело дрожащее оранжевое свечение: горели передние комнаты, огонь прожигал двери.
— Уходи, — выдохнула Анна. — Я его найду.
Сантэн упрямо покачала головой и пошла по галерее. На шато обрушился новый залп из гаубиц, к густому черному дыму добавились облака кирпичной пыли. Женщины временно ослепли и вынуждены были пригнуться у начала лестницы.
Едва дым и пыль немного развеялись, как они снова побежали вперед, но пробитое в стене отверстие, точно меха, раздувало пламя. Огонь яростно ревел. Непреодолимая стена жара преградила им путь.
— Папа! — закричала Сантэн; женщины отступали перед жаром. — Папа! Где ты?
Новый залп накрыл старинное здание, пол под ногами дрогнул, женщин оглушил грохот рушащихся стен и потолка и рев пламени.
— Папа!
Голос Сантэн был едва слышен, но Анна тоже закричала:
— Louis, veins, cheri, иди ко мне, дорогой!
Даже в отчаянии Сантэн отметила, что никогда не слышала, чтобы Анна так обращалась к ее отцу. И этот призыв, казалось, подействовал.
Из дыма и пыли показался граф.
Вокруг ревело пламя. Оно поднималось снизу от горящих половиц, тянулось к графу от обшитых деревянными панелями стен, а дым окутывал отца Сантэн словно темной мантией, так что он казался исчадием ада.
Рот графа был раскрыт: он бешено, с болью, ревел что-то.
— Он поет, — прошептала Анна. — «Марсельезу»!
— К оружию, граждане, вас батальон зовет!
Только теперь Сантэн узнала искаженные строки.
— Вперед! Вперед! Пускай земля кровищу гадов пьет!
Слова становились неразличимыми, жар охватывал графа, его голос слабел. Он выронил ружье, упал, но пополз к ним на четвереньках. Сантэн рванулась к нему, но жар остановил ее, а Анна оттащила назад.
На рубашке отца начали появляться темно-коричневые пятна: это обугливалась ткань, но, он упрямо выталкивал из открытого рта ужасные звуки, граф полз по горящему полу галереи. Густые темные волосы неожиданно вспыхнули, и голову словно увенчала золотая корона.
Сантэн не могла оторвать взгляд от отца, не могла закричать; она беспомощно вцепилась в Анну и чувствовала, как тело Анны сотрясается от рыданий, но ее рука до боли сжала плечи девушки.
Пол под тяжестью графа провалился, горящие половицы разошлись, как гигантские огненные челюсти, и поглотили его.
— Нет! — закричала Сантэн, но Анна подхватила ее и побежала с ней к лестнице. Анна плакала, по ее красным щекам катились слезы, но силы ей не изменили.
У них за спиной обрушилась часть потолка, увлекая за собой стены; Анна опустила Сантэн на пол и потащила за собой. Они начали спускаться, дым рассеялся, они наконец выбежали во двор и глотнули свежего воздуха.
Весь шато был охвачен пламенем, в тучах дыма продолжали рваться снаряды, поющая шрапнель осыпала газоны и окружающие поля.
Бобби Кларк распоряжался погрузкой последней машины; он увидел Сантэн и с облегчением побежал к ней. Огонь опалил концы его волос и сжег ресницы, сажа испачкала щеки.
— Надо убираться отсюда! Где ваш отец?
Бобби взял ее за руку.
Она не могла ответить. Дрожала, горло саднило от дыма, глаза покраснели, из них текли слезы.
— Он идет?
Она покачала головой и увидела сочувствие на его лице. Кларк посмотрел на горящее здание. Взял Сантэн за другую руку и отвел к машине.
— Нюаж… — прохрипела Сантэн. — Мой конь.
Она осипла от дыма и потрясения.
— Нет… — резко сказал Бобби Кларк и хотел удержать ее, но она вырвалась и побежала к загону у конюшни.
— Нюаж!
Она пыталась свистеть, но с пересохших губ не срывалось ни звука. Бобби Кларк догнал ее у входа в загон.
— Не ходите туда, — сказал он отчаянно, задерживая ее.
Не понимая, она пыталась заглянуть за ворота.
— Нет, Сантэн!
Он потянул ее обратно, но она увидела своего коня и закричала:
— Нюаж! — Грохот очередного разрыва заглушил этот отчаянный крик, но она постаралась вырваться от Кларка. — Нюаж! — снова закричала она, и жеребец поднял голову. Он лежал на боку; взрывом ему перебило обе задние ноги и разорвало брюхо.
— Нюаж!
Жеребец услышал ее голос и попытался встать на передние ноги, но сил не хватило, и он снова упал. Головой ударился о землю, и из его широких ноздрей с легким звуком вырвался воздух.
Анна подбежала к Бобби, и вдвоем они утащили Сантэн к ждущей машине.
— Его нельзя так оставлять, — умоляла она, пытаясь вырваться. — Пожалуйста, не давайте ему страдать.
Новый залп обрушился на двор, разрывая барабанные перепонки и заполняя воздух множеством кусков камня и стальных осколков.
— Нет времени, — крикнул Бобби, — нужно уезжать!
Они силой усадили Сантэн в фургон между рядами носилок и сами забрались следом.
Шофер немедленно нажал на газ. Санитарная машина, подскакивая на булыжниках, круто повернула и через ворота вылетела на подъездную дорогу.
Сантэн подползла к заднему борту разгоняющейся машины и посмотрела назад, на шато. Сквозь отверстия в черепичной крыше поднималось пламя, прямо в солнечное небо вздымались столбы черного дыма.
— Все, — прошептала Сантэн, — ты отнял у меня все, что я любила. За что? Господи, за что ты так обошелся со мной?
Впереди другие машины сошли с дороги и остановились под деревьями на опушке леса, чтобы уйти от огня. Бобби Кларк выпрыгнул из кузова и бегал от одной машины к другой, отдавая приказы шоферам и перестраивая колонну. Потом во главе колонны они снова двинулись в путь и свернули на главную дорогу.
На них снова обрушился обстрел: немецкие наблюдатели хорошо пристрелялись по перекрестку. Как карнавальная вереница танцующих, колонна вилась по дороге, обходя воронки и разбитые машины, мертвых упряжных животных и брошенное снаряжение.
Выбравшись, колонна сократила дистанцию между машинами и по изгибу дороги направилась в ближайшую деревушку. Когда проезжали мимо церкви, Сантэн увидела, что в крытом медью позеленевшем куполе зияет дыра.
Хотя Сантэн разглядела ветви тиса над семейным участком на кладбище, могила Майкла была не видна с дороги.