Тогда Марк не сознавал этого и не узнавал Хобди, но теперь коренастая фигура Хобди связалась в его памяти с безымянным, едва видным охотником ночью на откосе и с другой фигурой, которую он видел сквозь дождь и туман лихорадки. Рассказывая, Хобди не смотрел на него, а Марк ни о чем не спрашивал. Словно Хобди, раз начав, должен был очиститься от грязи и получал извращенное наслаждение от того, какой ужас внушали его слова слушателям.
Его слушали, пораженные размерами причиненного зла. Каждые несколько минут Руфь невольно вскрикивала, и Шон на мгновение открывал глаза и смотрел на нее, потом снова закрывал и прикрывал ладонью.
Наконец Хобди дошел до убийства Джона Андерса, и каждая подробность была точно такой, как ее описывал Пунгуше. Марка тошнило, когда он слушал этот рассказ, но он задал всего один вопрос:
— Почему вы заставили его умирать медленно, почему не прикончили сразу?
— Все должно было выглядеть как несчастный случай. — Хобди не поднимал головы. — Только одна пуля. Человек не может дважды случайно выстрелить в себя. Мне пришлось позволить ему умереть самостоятельно.
Гневу Марка не было предела, и на этот раз Руфь Кортни издала звук, похожий на рыдание, — у нее перехватило дыхание. Шон Кортни снова открыл глаза.
— Все в порядке, дорогая?
Она молча кивнула, и Шон снова повернулся к Хобди.
— Продолжайте, — сказал он.
В конце Питер Боутс прочел вслух все заявление. Его голос дрожал и падал до шепота в самых ужасных местах, и Шону приходилось резко его одергивать.
— Говорите!
Он сделал две имеющие законную силу копии, Хобди своими каракулями подписал каждую страницу обоих документов, и все подписались вслед за ним, а потом Шон приложил свою восковую печать мирового судьи к последней странице каждой копии.
— Хорошо, — сказал он и отнес одну копию в стальной сейф за своим письменным столом. — Я хочу, чтобы вы сохранили и зарегистрировали вторую копию, — обратился он к Питеру. — Спасибо за помощь, мистер Боутс. — Он закрыл сейф и повернулся. — Марк, пожалуйста, позвоните доктору Ачесону. Думаю, нужно позаботиться о нашем свидетеле. Хотя за свои деньги я бы предпочел видеть, как он страдает.
Когда в Лайон-Коп приехал доктор Ачесон, было уже два часа ночи, и Руфь Кортни провела его в гостевую комнату, куда поместили Хобди.
Ни Шон Кортни, ни Марк с ней не пошли, они оставались в кабинете и молча сидели у огня, разведенного слугами. Ветер стучал и дождь бил в окно. Шон пил виски, и Марк за последний час дважды наполнял его стакан.
Шон сидел в своем любимом кресле, усталый, больной, старый и согбенный горем, держа стакан обеими руками.
— Если бы мне хватило смелости, я сам застрелил бы его — как бешеного пса. Но он все равно мой сын, как бы я это ни отрицал, он моя кровь, он из моих чресл.
Марк молчал. В комнату вошла Руфь.
— Доктор Ачесон вправляет ему руку, — сказала она. — Он пробудет здесь еще час. Но я думаю, тебе нужно лечь, дорогой. — Она подошла к Шону и положила руку ему на плечо. — На сегодня с нас более чем достаточно.
И в эту минуту на столе зазвонил телефон. От тонкого пронзительного звука все вздрогнули. Долгих пять секунд они смотрели на телефон, пока снова не раздался требовательный звонок, и Руфь подошла и взяла наушник и микрофон.
— Миссис Руфь Кортни, — сказала она негромко, почти со страхом.
— Миссис Кортни, вы мать миссис Бури Хант?
— Да, верно.
— Боюсь, у нас очень плохие новости. Говорит главный врач больницы Аддингтон в Дурбане. Ваша дочь пострадала в дорожной катастрофе. Из-за дождя и грязи, боюсь. Ее сын, ваш внук, погиб на месте. К счастью, он не мучился, но ваша дочь в критическом состоянии. Вы можете как можно быстрее приехать к ней? Мы не знаем, доживет ли она до утра.
Телефон выпал из руки Руфи, она покачнулась, побледнела и упала. Марк успел подхватить ее раньше, чем она ударилась об пол, и положил на диван.
Шон подошел к свисавшему микрофону и поднял его.
— Говорит генерал Кортни, — гневно рявкнул он. — Что случилось?
* * *
Марк очень быстро вел большой «роллс» по длинному правому повороту к мосту. Женщина, которую он любил, мать его погибшего ребенка, умирала, и сердце Марка разрывалось. Дорога была покрыта глубокой шоколадного цвета грязью, другие машины оставили в ней многочисленные выбоины, превратив грязь в густую отвратительную кашу. «Роллс» бросало из стороны в сторону, он подскакивал на выбоинах, но Марк мрачно стискивал руль.
Мост через Бабуинов ручей был в пятистах ярдах перед ними, все еще невидимый сквозь косой дождь. Лучи фар гасли в пятидесяти футах впереди, поглощенные потоками капель, частыми, словно копья.
На заднем сиденье молча сидела Руфь Кортни, невидящими глазами глядя вперед. Воротник своего мехового пальто она подняла и казалась маленькой и хрупкой, как ребенок.
Генерал Шон Кортни рядом с Майклом говорил негромко, словно про себя:
— Я слишком далеко зашел. Я был упрямым старым глупцом. Я слишком многого хотел от нее, хотел, чтобы она была ангелом, и был чрезмерно строг с ней, когда она не оправдывала моих ожиданий. Мне давно следовало пойти к ней, а сейчас, может быть, слишком поздно.
— Не поздно, — возразил Марк. — Она будет жива, должна выжить.
— Для моего внука поздно, — прошептал Шон. — Я так и не увидел его, но только теперь понял, как мне этого хотелось…
При упоминании о младенце Джоне Марк испытал новый приступ глубокого отчаяния, ему хотелось закричать: «Это мой сын! Мой первенец!» Но Шон рядом с ним продолжал говорить:
— Я был злобным неумолимым стариком. Да смилуется надо мной Бог, но я даже исключил дочь из завещания. Я отказался от нее и теперь ненавижу себя за это. Если бы только успеть, если бы снова поговорить с ней! Боже, дай мне это!
Впереди из тропической тьмы показались стальные перила моста, в тучах блеснула молния. На мгновение Марк увидел стальную паутину железнодорожного моста через пропасть в двухстах ярдах ниже по течению. Под ними в скалистых стенах ущелья на глубине почти сто пятьдесят футов неслись бурые воды разбухшего Бабуинова ручья.
Марк нажал на тормоза и переключил скорость, вводя машину на узкий мост.
Неожиданно впереди справа от дороги вспыхнул ослепительный свет, и Марк поднял руку, заслоняя глаза.
Из темноты на них несся темный силуэт с двумя ослепительными фарами, подобными злобным глазам.
Марк вдруг отчетливо осознал, что на подъеме к мосту «роллс» в ловушке: слева их отделяют от пропасти только тонкие металлические прутья ограды, справа на них несется чудовищная машина, которая при столкновении играючи перебросит их через ограждение.
— Держитесь! — закричал он, вывернул руль навстречу ревущему стальному чудовищу, и ослепительный свет ударил ему прямо в глаза.