Руфь наклонилась и поцеловала мужа в щеку. С силой и стремительностью, которые по-прежнему поражали ее, мускулистая рука обняла Руфь за талию, и Шон усадил ее к себе на колени.
— Знаешь, что бывает с современными барышнями?
Он улыбнулся, и его глаза злорадно сощурились.
— Шон! — возразила она с деланным ужасом. — Слуги! Гости!
Она вырвалась из его объятий, чувствуя на губах тепло и влагу поцелуя, щекотку усов, вкус сигары, и торопливо поправила платье и волосы.
— Какая я дура! — Она печально покачала головой. — Всегда так тебе доверяю.
И они улыбнулись друг другу, на мгновение забывшись в своей любви.
— Гости! — вдруг вспомнила она и прижала руку ко рту. — Можно я накрою чай в четыре? Мы будем пить его у озера. Сегодня прекрасный день.
Когда она ушла, Шон еще целую минуту смотрел ей вслед через пустые двери, выходящие в сад.
Потом вздохнул, довольный, и пододвинул к себе поднос с почтой.
Работал он быстро, но внимательно, писал карандашом на каждом письме инструкции и подписывал их буквой «Ш». «Нет, — решил он, — так недостаточно вежливо. Лучше „Ш. К.“».
«Пришлите мне данные о продажах за прошлый год и задержите отправление корабля до получения банковской гарантии. Ш. К.».
«Почему это прислали мне? Направьте Барнсу. Ш. К.».
«Согласен. Ш. К.».
«Аткинсону для замечаний, пожалуйста. Ш. К.». Темы писем были так же разнообразны, как и их авторы: писатели, финансисты, политики, просители, старые друзья, искатели удачи, нищие — здесь были все.
Он посмотрел на запечатанный конверт, не сразу узнав ни имя, ни случай, вызвавший появление этого письма. Марк Андерс, эскв., «Наталь моторс», Вест-стрит, Дурбан. Адрес написан размашистым почерком, не оставляющим сомнений в том, что это его собственная рука, и он вспомнил, что действительно посылал это письмо.
Кто-то сделал надпись поперек конверта: «Выбыл, не оставив адреса. Вернуть отправителю».
Шон перекатил сигару в угол рта и вскрыл конверт серебряным маленьким кинжалом для разрезания бумаг. На листке — герб бригады.
«Командир и офицеры „Натальских кавалерийских стрелков“ приглашают
Марка Андерса, эскв.,
на встречу бойцов бригады и обед, который состоится в Старой крепости…»
Шон вписал в пробел на листке имя парня, а внизу приписал: «Только попробуй не прийти. Ш. К.». Но письмо вернулось, и Шон нахмурился. Как всегда, даже малейшее препятствие его планам вызывало у него нетерпение и досаду. Он сердито швырнул письмо и конверт в корзину для бумаг и не попал: то и другое упало на ковер.
Сам удивляясь тому, как изменилось его настроение, он, работая с прочей корреспонденцией, продолжал сердиться, и его комментарии становились все более язвительными и гневными.
«Этот человек либо дурак, либо мошенник, либо и то и другое, и я ни при каких обстоятельствах не буду рекомендовать его на такое важное место, несмотря на его семейные связи! Ш. К.».
Спустя час, когда он закончил, кабинет был полон сигарного дыма. Шон откинулся на спинку кресла и потянулся, как старый лев, потом взглянул на стенные часы. Было без пяти четыре, когда он встал.
Досадное письмо вновь привлекло его внимание; он наклонился, поднял его, снова перечел и, держа плотный листок бумаги в руке, прихрамывая вышел на солнце и пошел по лужайке.
Бельведер был построен на искусственном острове посреди озера, и с газоном его соединял узкий мостик.
Здесь уже собрались гости и семья Шона, они сидели в тени под выпуклой крышей бельведера со сложным чугунным литьем, пестро раскрашенным. У островка собралась стая диких уток, они громко кричали, выпрашивая куски печенья и тортов.
Буря Кортни увидела идущего по лужайке отца, возбужденно пискнула и побежала по мостику, чтобы встретить его еще на траве. Он легко, словно ребенка, поднял ее и, когда поцеловал, Буря вдохнула его запах. Это был один из ее самых любимых запахов, как запах горячей сухой земли, или лошадей, или моря. От него пахло как от старой гладкой кожи.
— Как прошло свидание за ланчем? — спросил он, глядя сверху вниз на ее красивую головку, и она закатила глаза и сердито наморщила нос.
— Он очень представительный молодой человек, — строго сказал Шон. — Прекрасный молодой человек.
— О папа, в твоих устах это означает, что он скучный болван.
— Барышня, должен вам напомнить, что он выпускник университета Родса, а его отец — член Верховного суда.
— Да знаю я, знаю, но в нем просто нет изюминки.
Даже Шон был озадачен.
— А могу я спросить, что для тебя изюминка?
— Это необъяснимо, но у тебя изюминка есть. Не знаю, у кого этого было бы больше, чем у тебя.
Это заявление смело все отцовские советы и укоры, и они унеслись прочь, точно ласточки осенью. Шон улыбнулся дочке и покачал головой.
— Ты ведь не веришь, что я проглочу этот твой вздор?
— Ты не поверишь, папа, но у «Братьев Пейн» есть двенадцать моделей от самого кутюрье Пато, они абсолютно эксклюзивные, и цена кусается.
— Женщины в платьях варварских цветов, которых сводят с ума эти макиавеллиевски коварные чудовища из Парижа, — проворчал Шон, и Буря радостно засмеялась.
— Ты умора, папочка, — сказала она. — Отец Ирены разрешил ей купить одно из этих платьев, а ведь мистер Личарс всего лишь купец!
Шон заморгал, услышав такое определение крупнейшего импортера страны.
— Если Чарлз Личарс купец, то кто я? — спросил он с любопытством.
— Ты землевладелец, министр правительства, генерал, герой и самый изюмистый человек в мире.
— Понятно, — ответил он, не в силах сдержать смех. — Придется оправдывать такое высокое положение. Попроси мистера Пайна прислать мне счет.
Она снова восторженно обняла его и впервые заметила листок, который он держал в руке.
— О! — воскликнула она. — Приглашение!
— Не для тебя, моя девочка, — предупредил он, но Буря уже отобрала листок и стала читать. Лицо ее изменилось, когда она увидела имя. Неожиданно она притихла.
— Ты пошлешь его этому приказчику?
Он снова нахмурился; его настроение тоже изменилось.
— Уже посылал. Но он уехал, не оставив адреса.
— Генерал Сматс хочет поговорить с тобой. — Буря с усилием улыбнулась и пошла рядом с отцом. — Давай поторопимся.
* * *
— Это серьезно, старина Шон. Они организованы и вне всяких сомнений настроены на прямое столкновение.
Ян Кристиан Сматс раскрошил печенье и бросил уткам. Те принялись шумно возиться и плескаться, подбирая широкими клювами кусочки.