— Работа для него важнее детей? Важнее тебя? — Алекс задавал ей один вопрос за другим.
— Я не желаю обсуждать с тобой своего мужа.
Кэрол притормозила ногой, спрыгнула с качелей, слегка зацепившись высокими каблуками.
Алекс поддержал ее:
— Ты в порядке?
— Это была ошибка.
— Почему?
Он придвинулся, и она почувствовала на щеке его теплое дыхание. И затрепетала от нахлынувших чувств. Алекс! Мужчина, которого она любила, которым восхищалась половину своей жизни. Но та половина ее жизни уже в прошлом.
— Алекс, — резко сказала она, — я вернулась не за тобой. Я приехала найти маму.
— Ничего подобного, — уверенно возразил он. — Это путешествие не имеет отношения ни к твоей маме, ни ко мне. Ты приехала найти себя.
В самую точку.
— Ты думаешь, что я потерялась?
— Разве нет?
— Конечно, нет. Просто сегодня мой день рож-дения. Мне сорок, и я чувствую себя… — Кэрол не смогла сразу подобрать подходящее слово.
— Потерянной, — закончил за нее Алекс.
Она пристально посмотрела в его глаза:
— Алекс, я думала, у меня есть все, чего я всегда хотела.
— Несмотря на то, что у тебя не было меня?
— Я любила тебя, но это было целую жизнь тому назад. Мы были детьми. А потом наши пути разошлись. У нас были разные цели и разные желания.
— Карли, то, что мы были молоды, вовсе не значит, что наша любовь была ненастоящей.
— Я хотела, чтобы ты пошел со мной, — напомнила она. — Но ты решил остаться здесь.
— Я не мог пойти с тобой. Отец болел, а ты не хотела ждать.
— Ты остался не только по этой причине. Ты любил Потреро-Хилл. Это было твое место на земле, и с тех пор ничего не изменилось.
— Верно, — кивнул Алекс. — Я люблю это место даже больше, чем раньше. И, может, я использовал отцовскую болезнь как предлог, предчувствуя, что в конце концов мы расстанемся. Я бы смог жить в твоей тени, но ты искала звезду поярче. Ты хотела большего, чем я мог тебе предложить.
— Ты ненавидишь меня?
— Я старался, Карли, — помолчав, ответил он. — Ты даже не представляешь, как сильно я старался тебя возненавидеть.
— Мое имя Кэрол, — машинально поправила она. — Меня все теперь так называют.
— Все, кроме меня. Для меня ты навсегда останешься Карли… упрямой, несносной, честолюбивой Карли.
— А ты всегда будешь упрямым, несносным, честолюбивым Алексом. Мы вернулись туда, откуда начали.
Алекс улыбнулся:
— В таком случае…
Не успела она опомниться, как его жаркий, требовательный поцелуй лишил ее возможности дышать и вихрем унес прочь последние двадцать лет. Осталась юная женщина, влюбленная и страстная, и весь ее мир сосредоточился в Алексе. Она снова прижималась к его широкой груди, зная, что в любую минуту может оттолкнуть его, оторвать от своей талии его руки, но не находила в себе ни сил, ни желания сделать это.
Первым отстранился Алекс. Отступил. Его горячее дыхание клубилось клочьями тумана между ними, в лунном свете мерцали его глаза. Кэрол не могла понять их выражения, но видела, как каменеет его лицо.
— Черт побери, — наконец сказал он. — Ты до сих пор целуешься, как никто другой.
— Как и ты.
— Езжай домой, Карли.
Она не отвела взгляд:
— Это последнее, что мне сейчас нужно.
* * *
— Куда мы едем? Что ты еще придумал? — спросила Лиз, когда после слишком большого количества пряной картошки с сыром, залитой непомерным количеством кофе, Джон усадил ее в очередное такси.
Давно она не испытывала столь сильного возбуждения и нетерпения, а о здравом смысле и вспоминать не хотела. И, разумеется, скорое возвращение домой не входило в ее планы. Она вообще не представляла, как смогла бы заснуть в эту удивительную ночь. Ей хотелось осваивать все новые и новые территории и говорить, говорить, говорить. Теперь, когда она рассказала Джону о своих родителях, ей больше нечего было скрывать, не надо было следить за каждым своим словом, и впервые за долгое время она чувствовала себя абсолютно свободной.
— Помнишь, я сказал, что хочу в свой день рождения проплыть под мостом Золотые Ворота?
— Помню.
Джон постучал по циферблату своих наручных часов:
— Уже за полночь. Теперь не твой день рождения, а мой.
— Наверное, в темноте нельзя плыть, надо подождать рассвета, — заметила Лиз.
— А мы займемся пока подготовкой.
— Мы? — переспросила Лиз. — Но это же твое желание, не мое.
— Я помог тебе отпраздновать твой день рождения. Не хочешь воздать добром за добро?
— Я не умею управлять яхтой.
Джон улыбнулся:
— И я не умею. Это будет новый опыт, еще одна возможность сделать то, что мы обычно не делаем. Неужели твоей решимости хватило только на один вечер?
— Но это же не мое решение. — Лиз расплылась в ответной улыбке.
Джон был так красив и так обаятелен, что не улыбаться ему было выше ее сил. Если она забудет о самоконтроле, то очень скоро ни в чем не сможет ему отказать. А собственно, зачем отказывать? Пока еще он не предложил ничего плохого.
— Лиз, ты завтра работаешь?
— Нет, я выходная.
— Тогда тебе незачем ехать домой.
— Если забыть, что уже поздно и большинство людей в это время ночи сладко спит.
— Мы не большинство людей, Лиз… во всяком случае, не сегодня ночью.
— Импульсивные поступки — не мой стиль. Обычно, прежде чем что-то сделать, я хорошенько все обдумываю.
— Лиз, ты не твой отец.
— Почему ты это сказал? — удивилась она.
— Думаю, ты боишься необдуманных поступков, потому что безрассудство напоминает тебе о нем, — объяснил Джон.
— Он был безрассудным человеком, — согласилась Лиз. — Думал только о себе и причинил вред многим людям.
— А ты думаешь обо всех, кроме себя. Прекрасное качество, но иногда не зазорно проявить немного эгоизма. Имеешь право.
— Ты здорово разбираешься в людях. — Лиз помолчала, чуть склонив голову. — Откуда мне знать, а вдруг ты используешь меня, манипулируешь мной?
— Ничего подобного, но можешь уехать в любой момент, если захочешь.
— В том-то и дело. Ты так себя ведешь, что мне совсем не хочется с тобой расставаться, — искренне призналась Лиз. — Расскажи мне еще что-нибудь о себе. Расскажи мне о девушке, которая разбила тебе сердце.