«И что теперь? Ты же все равно уходишь!» – Я покачала головой.
Я теперь знала – была уверена, что правильно делаю, что ухожу. Что я знаю о Владимире? Ничего! Только то, что он сам мне сказал. И еще все эти разрозненные факты, из которых то, что он красит волосы, – самый омерзительный. Никогда в жизни я не встречала мужчин, которые бы красили волосы. Наоборот, когда у Николая появились первые седые волосы, он с такой мнимой печалью их мне демонстрировал. Мол, вот, дожили – старею. Седина уже в ребро, теперь жди беса. Но чтобы красить? Это ж кем надо быть?
Я вышла из ванной с платьем в руках, огляделась. Дом утопал в тишине. Владимира не было. Я прошлась по гостиной, мне стало просто интересно. А где, собственно, семейные фотографии? Где увековеченная в картинках улыбающаяся Серая Мышь? Я попыталась вспомнить, были ли тут ее фотографии в прошлый раз. Но не смогла – память-то девичья. Все, что я помнила, – только мое отчаянное и решительное желание немедленно изменить мужу и поменять жизнь, привнести в нее хоть какое-то движение. Что ж, зато теперь я живу на полную катушку.
Дом был безликим. Кое-какие вещи Владимира тут все же имелись, но в минимальном количестве. Это никак не мог быть дом для жизни – только место для вынужденной ночевки. Наверное, его дом, его настоящий дом, – в Мюнхене. Даже не знаю зачем, но я продолжила ходить по комнатам, испытывая какое-то смутное беспокойство, как будто что-то потеряла или забыла. Я поднялась по лестнице на второй этаж. Там не было вообще ничего. Ни-че-го, ни мебели, ни вещей, ни картин.
Пустые, никем не занятые комнаты. Единственная разница с тем, как тут было еще до того, как Владимир купил Домик дядюшки Тыквы, – Серая Мышь повесила во всех комнатах жалюзи, их раньше не было. В одной из комнат я нашла также кучу какого-то старого хлама – спортивные штаны, старые книги еще советских времен, какие-то коробки из-под посуды. Видимо, сюда жена Владимира сгребла все, что нашла, что осталось от строителей. Намеревалась, видимо, со временем все убрать. Но намерения эти так и не осуществила. Слишком мало она здесь прожила, все время моталась в Мюнхен. Ее можно понять. В Мюнхене, возможно, у нее остались все друзья. Может, даже родители.
Я вздохнула, выглянула в окно, убедилась в том, что Владимира все еще нет, и пошла дальше в своем бесполезном и неуемном приступе любопытства.
Я должна была, я хотела заглянуть под подкладку костюма мужчины, с которым чуть не уехала навсегда в другую страну. Мне стало недостаточно его слов – я хотела посмотреть на вещи, которыми он себя окружил.
Come on! Кого я дурачу! Я хотела, я надеялась только найти мое обручальное кольцо, хотя и понимала, что шансы небольшие. Где-нибудь ведь оно лежит? На тумбочке около кровати, на подоконнике, в ящике стола… В пустых гулких стенах нежилых комнат с затхлым воздухом. На третьем этаже…
Как мое кольцо могло оказаться в пустом помещении на третьем этаже, в прошлом служившем сауной? Если Владимир и Серая Мышь так и не добрались до второго этажа, что бы им делать на третьем? Вообще странно. Люди потратили уйму денег, чтобы купить дорогущий дом, но не стали его обживать. Похоже, они так и обитали в гостиной и в кабинете первого этажа. Странно. Странно. Я поднялась по лестнице на третий этаж и остановилась перед единственной дверью. Я подергала ручку – она вывалилась мне в руку. Замок простой, дешевый, вот и сломался. И зачем мне нужно заходить внутрь? Владимир, вероятно, тоже никогда сюда не входил.
Странное чувство – будто стоишь перед дверцей в чудовищный мир Синей Бороды. Вдруг я зайду и найду там труп расчлененной Серой Мыши? Или даже нескольких Мышей? Вдруг Владимир из таких? Вполне допускаю, что Синяя Борода в реальности и должен быть таким. Красивым, очаровательно-ухоженным, с шармом. Я вздрогнула и захотела уйти обратно.
Но рука уже вставила ручку в пазы, и дверь поддалась, открылась. И я увидела! Голова закружилась, и я осела на пол, тяжело дыша и чувствуя, что страх заползает ко мне под блузку и холодит тело. Никаких женских порубленных трупов в комнате не было. Она была пустая и нежилая, как и другие, – почти пустая, за исключением нескольких предметов: раскладушки, двух стульев и старого столика из IKEA. Пустые бутылки из-под нарзана, коробка из-под видеокамеры… Черт его знает, как это все тут оказалось. И, главное, зачем? Я подошла к окну, раскрыла жалюзи двумя пальцами и увидела нечто, что заставило меня… собрать всю волю в кулак и бежать вниз со скоростью света, не останавливаясь и не оборачиваясь назад.
Из окна третьего этажа в доме Владимира открывался поистине невероятный вид на наш с Колей участок. Был виден въезд, задний двор, кусочек гаража, а главное, вся наша спальня прекрасно просматривалась с этой точки. Я не могла поверить своим глазам. Я посмотрела еще и еще раз. Отсюда можно было даже в деталях разглядеть, как мы с Николаем занимаемся любовью. Еще не понимая до конца, что это все значит, я уже почувствовала, что обнаружила что-то ужасное, что-то непоправимое, что-то, меняющее все, переворачивающее мой мир с ног на голову. Я еще не могла этого доказать, но мне вдруг стало совершенно очевидно, что, когда я лежала в замерзающем доме с холщовым мешком на голове, Владимир знал об этом. Все остальное было только игрой, и игрой хорошей. Превосходной. Возможно, он даже был там в тот день, лично – стоял и смотрел на меня, затягивал веревку вокруг моих запястий. А потом звонил, приезжал, сочувствовал!
Волна невообразимой ярости окатила меня так, что я чуть не задохнулась. Я побежала прочь, на улицу, и остановилась только возле калитки. Нет-нет, подумала я, сейчас не время уходить. Сейчас нужно остаться там, где я есть.
Николай никогда не верил в судьбу и смеялся над нами с Алиной, если мы говорили об этом. Мужчины! Во всем они желают видеть логику и здравый смысл, заходя порой так далеко, что даже самый здравый смысл перестает иметь хоть какое-то значение. Рационалист по природе, он всегда говорил, что человек может справиться с чем угодно, если хорошенько подумает и разработает план. Что ж, сейчас был тот редкий случай, когда я была с ним абсолютно согласна, но понятия не имела, как применить это в жизни. Мне нужен был план, но я не знала, с какого конца начать. Ворота в наш дом оказались закрыты, калитка тоже. Не прыгать же мне и не кричать на всю улицу в надежде, что привлеку внимание супруга.
Впрочем, я попробовала и это. Потом, испугавшись, что меня уже мог кто-то увидеть, я забежала обратно в дом, что было, честно говоря, довольно страшно делать. Я уже поняла, что он практикует психологические атаки и давление разного рода, чтобы все же заставить людей действовать именно так, как ему нужно. Кто его знает, что еще в арсенале у этого Пепельного Блондина.
Как это странно – жить, сжигая судьбы людей дотла, превращая их счастье в пепел. Были ли в его словах хотя бы какие-то намеки на правду? Кто он на самом деле? Что за человек? Как его зовут? Какой у него настоящий цвет волос? Я попыталась вспомнить, какой оттенок волос был у него на теле – на груди и… забавно, но не смогла вспомнить. Мы занимались любовью в полутемных комнатах, я слишком мало открывала глаза, слишком мало смотрела на него по-настоящему. Я знаю, что у Николая с годами все больше и больше седых волос, в том числе на груди. Что он хотел бы похудеть и иногда, в короткие моменты просветлений, начинал вдруг качать пресс. Я ничего не знала про Пепельного Блондина – я никогда не интересовалась им по-настоящему. И я никогда ему не верила. Ни одному его слову, каким бы красивым оно ни было! Он играл со мной в любовь, но, видимо, недостаточно верил в то, что делает.