– Но их только шесть! – удивилась Сандрин, любовно оглаживая округлые бока бочонков. – Одного явно не хватает!
– Я там все перекопал, – безжизненным голосом отозвался Михаил. – Один пропал. Его точно нет!
– Так, может, его там никогда и не было, – заметил я. – Думаете, тот, кто их зарывал, не воспользовался внезапно перепавшим богатством? Конечно, попользовался. Так что о седьмом бочонке можете забыть с чистой совестью. И кстати, друзья, нет худа без добра. Шесть на три делится поровну и без остатка.
Говоря эти слова, я намеренно повернул фонарь в руке девушки так, чтобы видеть выражение ее лица. Но она, видимо, уловив мои намерения, отвернулась и демонстративно промолчала. Впрочем, меня это не удивило. Будь я субтильной девицей из законопослушной и культурной Европы, тоже не слишком бы возражал двум мужикам с лопатами, да еще в такой нервной обстановке. Мы еще какое-то время посидели молча, переводя дыхание и проигрывая в головах свои дальнейшие ходы.
– Так, выходит, все наши мешки и веревки нам и не пригодились вовсе? – вдруг встрепенулся Михаил. – Обидно, полдня на них потратили.
Он подтянул к себе сумку с мешками и резким движением вытряхнул их в круг света. Взяв один мешочек, попытался натянуть его на ближайший к нему бочонок, но, убедившись, что это невозможно, небрежно отбросил в сторону.
– Пора грузиться, – поднялся я на ноги. – Чего время тянуть? В лодке насидимся.
Михаил встал и с тяжким вздохом взялся за один из бочонков.
– Все хорошо, – проговорил он сквозь зубы, – но уж больно тяжелый и верткий. Никогда бы не подумал, что в столь маленькой кубышке может быть столько веса. Как же мы их понесем?
– Возьмемся с двух сторон и потихоньку потащим, – отозвался я. – Что тут сложного?
– Ничего, – буркнул друг. – Просто если кто-то из нас запнется и выронит ношу… Дерево треснет, словно яичная скорлупа. И так удивительно, что оно выдержало почти двести лет.
– Потому что сделано из качественного дуба, – отозвался я. – А обручи наверняка латунные или медные. Я где-то читал, что на пороховые бочонки набивали именно такие обручи.
– Чтобы не вызвать случайной искры? – высказал догадку Михаил.
– Верно, – кивнул я. – И берись наконец, попробуем отнести хотя бы один.
Как и предсказывал Михаил, наш путь до лодок оказался поистине мучителен. То и дело наступая друг другу на ноги, спотыкаясь и безбожно матерясь, мы и в самом деле не раз рисковали выронить бесценный груз. Но вот и «казанка». С грохотом вывалив в нее бочонок, мы, не сговариваясь, плюхнулись на прибрежные камни.
– Думал, сердце разорвется, – пожаловался Михаил, – руки до сих пор дрожат.
– Слушай, – предложил я, – давай воспользуемся
твоей курткой. Так сказать, в виде мягких носилок. Она у тебя довольно крепкая, из брезентухи пошита, выдержит и не такой вес.
– Я за нее семьсот рублей отдал, – заныл Михаил, – жалко, если лопнет.
– Ты совсем дурак или как? – потянул я его за воротник. – У нас под ногами миллионы долларов лежат, а ты плачешь по каким-то несчастным семистам рублям! Окстись!
– И в самом деле, – усовестился друг, – никак не привыкну к такому неожиданному счастью.
С курткой в качестве носилок дела пошли несколько веселее: за десять минут мы перетащили в металлическую лодку еще три бочонка и приготовились к переноске пятого.
– Последние два предлагаю погрузить в прицепную лодку, – предложила Сандрин, сопровождавшая нас с фонариком при каждом рейсе. – А то как бы не было потом проблем.
– И точно, – согласился я. – Давайте в маленькую шлюпку уложим два оставшихся бочонка и туда же посадим Сандрин. Так на обеих лодках будет примерно одинаковый вес.
– Боюсь, все золото придется сложить именно в «казанку»! – как гром среди ясного неба прозвучало из-за прибрежных кустов.
Сказать, что мы были поражены до полного остолбенения, – значит, не сказать ничего. Мы с Михаилом буквально окаменели в тех позах, в коих нас застал сей громкий и уверенный возглас. В довершение всех бед наш и без того тусклый фонарик отчего-то вывалился из руки девушки и моментально погас, с треском ударившись о камень. Захрустели чьи-то тяжелые шаги, и я, выйдя из оцепенения, судорожно полез в карман за перочинным ножом, собираясь защищать наши жизни и нашу собственность. Но уже в следующее мгновение убедился, что сделал это совершенно напрасно. Вспыхнул свет другого, более мощного фонаря, и мы увидели силуэт мужской фигуры, стоявшей метрах в десяти от нас. Кто это был, разобрать было совершенно невозможно: фонарь бил нам в глаза. Впрочем, на тот момент это не имело особого значения, поскольку спустя секунду в луче света появился еще один предмет, в котором можно было безошибочно распознать охотничью двустволку.
– Ты, – указал незнакомец стволом на меня, – брось свой нож и быстро лезь обратно в яму. И чтобы сидел там тихо! Высунешься, тут же голову разнесу!
Аргументы были, что называется, железные, и я, послушно отбросив нож, поплелся к траншее.
– А ты, толстяк, – все так же жестко приказал ночной гость, поворачиваясь к Михаилу, – неси оставшиеся бочонки в дюралевую лодку.
– Так я его в одиночку не подниму, – принялся отнекиваться тот.
– Без разговоров мне!
Ружье вслед за лучом света будто бы ненароком повернулось в сторону Михаила, и тот предпочел прикусить язык. Торопливо закатив пятый бочонок в середину разложенной на земле куртки, он ухватился за ее рукава и, покряхтывая, поволок по земле. Но хватило его всего на несколько метров.
– Руки потеют, – виновато вскинул он ладони вверх, – скользят. Можно, я его веревкой обвяжу?
– Обвяжи, – коротко бросил мужчина, сильно пнув в сторону Михаила веревочный клубок, до того момента лежавший у его ног.
Эту веревку мы первоначально намеревались использовать в качестве разметки при поисках камня. Когда же нужда в том отпала, мы смотали ее на короткую палку, рассчитывая впоследствии пустить на завязывание мешочков. Воспользовавшись тем, что внимание грабителя было обращено на Михаила, я пригнулся и начал красться вдоль окопа: решил дотянуться до ножа, который преднамеренно бросил ближе к дальнему концу ямы.
Конечно, подобраться к вооруженному огнестрельным оружием незнакомцу вплотную было практически невозможно, но шанс на спасение все же был. Во всяком случае, я на это надеялся. Дело в том, что еще в далеком детстве, несколько раз подряд просмотрев фильм «Великолепная семерка», я был просто поражен умением одного из героев метко бросать нож в цель. Восхищение оказалось столь велико, что уже на следующий день я начал тренироваться, чтобы тоже овладеть этим боевым искусством. Разбил, помнится, о дощатый забор добрый десяток дешевых ножичков, но в итоге все же научился попадать точно в донышко консервной банки с расстояния в несколько метров.
И вот теперь я рассчитывал применить старое умение, надеясь удачным броском вывести противника из строя. Во всей этой затее был, правда, один большой минус: в случае промаха повторить попытку будет, как я понимал, крайне затруднительно. Но о неудаче думать не хотелось, и я, осторожно высунувшись из окопа по пояс, принялся лихорадочно ощупывать прилегающее пространство. Глазомер меня не подвел, так что холодную от выпавшей росы рукоятку я нащупал довольно быстро. Мгновенно присев, чтобы скрыть свои «преступные» намерения от нежелательных взоров, я перехватил нож максимально удобнее для броска.