В запальчивости Толик яростно стучит своим кулачищем по деревянной столешнице, и литровая банка с зеленым, слегка подсоленным чаем угрожающе сдвигается к опасной границе. Подхватываю ее за секунду до падения и перед тем, как поставить на место, делаю внушительный глоток. Усаживаюсь на свое место. В этот момент в дверной проем просовывается запаренный Камо и небрежно кидает на мой крохотный столик листок с данными работы пеленгаторов. Поднимаю к глазам его листочек и зачитываю вслух записанные на нем долготу и широту искомого места. Тщательно наношу координаты только что определенной точки «Браво» на карту Вьетнама, приколотую канцелярскими кнопками прямо к потолку. Надо сразу заметить, что мы за последнее время изрядно обюрократились. По всем стенкам развешаны самодельные карты различных вьетнамских провинций, расписания сеансов связи, пеленгаторные планшеты, списки позывных и колонки важнейших радиочастот. Все это, конечно, весьма полезная информация, но в этом бумажном море мы, совершенно точно, очень скоро утонем. После очередной дозы наикрепчайшего чая в голове моей несколько проясняется и в ней тут же поселяется некая смутная мысль по поводу временно оставшегося без прикрытия разведчика. Окончательно я ее додумываю лишь во время обеда, наскоро приготовленного буквально из ничего нашим вездесущим Камо. Впрочем, ему, дикарю, все легко дается. Дитя гор, к дикой жаре и примитивной пище приучен с самого детства.
Обед наш в самом разгаре. Весело обсуждают что-то Воронин с Басюрой, шепчутся на углу стола Преснухин со Щербаковым, один я сижу в задумчивости и сосредоточенном молчании. Мне не до шуток. Полуденные подначки меня сегодня совершенно не задевают и ничуть даже не тревожат. Меня неожиданно осенила идея, да еще какая! Вот я и сопоставляю факты, провожу анализ последних разведданных, думаю. Все делаю строго так, как учили меня школьные отцы-командиры.
«Ведь на борту каждого стратегического разведчика имеется как минимум один стандартный телеграфный аппарат RTTY», — всплывает, словно айсберг из пучины, основная, или, как бы мне поточнее выразиться, главная мысль. И если он там есть, то ведь можно его как-то и перехватить. Не сигнал, разумеется, а в натуре. Руками. Или хотя бы попытаться это сделать. Иначе как еще можно подобраться к безбрежному морю проносящейся вокруг нас (и мимо нас) недоступной информации. Растревоженное воображение, словно издеваясь надо мной, рисует радужные картины того, как мы снимаем с полуразвалившегося самолета, дымящегося на склоне невысокого холма, драгоценный телетайп, оборудованный устройством линейного шифрования. «Вот если бы это удалось провернуть, — прикрываю я глаза, будто утомленные послеобеденным зноем, — пусть хоть и в неисправном виде, пусть даже в испорченном… Нет такой машинки, которую не починил бы Широбоков…»
— Эй, Косарев, — прерывает мои сладкие грезы капитан, — сегодня ты дежурный по кухне. Не забыл?
Я механически киваю. Без особого, естественно, энтузиазма, но киваю. Не может же кто-то из нас в одиночку и беспрерывно обеспечивать наши хозяйственные нужды. Это только кажется, что у маленького отряда и потребности маленькие. Отнюдь! На кухне в любой день дел бывает по горло. Надо и наносить воды в бочку, и почистить песком, а потом начисто вымыть всю кухонную посуду. Кроме того, требуется запасти дров для вечернего костра, да так, чтобы их хватило до самого позднего вечера. И, главное, приготовить съедобный ужин. После того как все покидают нашу импровизированную столовую, принимаюсь ревизовать наличные запасы продуктов. Осмотр меня радует. Куриная тушка, связка лука, охапка сушеной рыбы, литра полтора соуса, десяток ананасов и почти полный мешок риса составляют наши основные запасы.
— Живем, как боги! — тихо радуюсь я.
Хозяйственная работа мне даже приятна. Не так жарко, как в раскаленном «кунге», не такая нервная нагрузка, просто отдых какой-то. Можно неспешно побродить по окрестностям. Пособирать по деревьям и кустарникам что-нибудь съедобное. Просто перевести дух. Помечтать, наконец. Все мои боевые товарищи разошлись по машинам, а я, пристроившись за обеденным столом, неторопливо расстилаю припрятанную газету и начинаю неторопливо перебирать хоть и сильно засоренный, но удивительно крупный рис. Мысли мои вновь и вновь возвращаются к посетившей меня час назад идее.
— Если искусственно вызвать повторение такой же ситуации, как и сегодня, — размышляю я, механически двигая по газете белые и коричневые зерна, то на какое-то время американский самолет разведчик останется без прикрытия и сопровождения. Вот тут и появляется возможность напасть на него. Теоретически. Но как же практически заставить его совершить посадку? По доброй воле ни один из американских пилотов на территории Северного Вьетнама садиться не будет, это ясно. Попробовать прижать его сверху самолетом перехватчиком и завести на посадку насильно? Возможно, это и плодотворная идея, но необходимо рассмотреть и все прочие возможности. Как нас учил подполковник Дулов? «Решите задачу сначала в общем и целом, а детали и частности можно утрясти по ходу дела. Что же можно радикально нового тут придумать? Может быть, подбить его зенитной ракетой, но не наповал, а как бы слегка. Вроде как подранить. Интересно бы выяснить, допустимо ли в принципе это сделать. Можно ли на такой высоте рассчитать точку попадания ракеты и результаты ее взрыва? М-да, неслабая у меня получается задачка, многоплановая и многоходовая. И к тому же ни знаний у меня соответствующих, ни практических навыков.
Я все думал и думал, рассматривая разные возможности захвата вожделенного телетайпа. Конечно, самым первым этапом в реализации моих завиральных планов должно было быть их озвучивание. Для начала, одному лишь капитану. Во-первых, он сразу определил бы теоретическую ценность моей задумки, а во-вторых, наверняка указал бы, как все же осуществить ее практически. Оставалось только выбрать удобный момент для общения. После ужина, по окончании которого все дружно хвалили мой пудинг с кусочками ананаса, я заметил, что капитан направился к кустам, чтобы справить малую нужду, и двинулся за ним. Первым разговор начал он.
— Ты о чем так трудно размышляешь целый день? — с подозрением посмотрел он на меня, завершив свое основное дело. — Или замыслил что… недоброе?
— Да вот, задумка тут у меня одна появилась, — не отвел я взгляда. — Да только даже для нас она, как мне кажется, тяжеловата будет. Так что, и озвучивать ее не хочу.
— О-о, — капитан явно задет за живое, — и даже озвучить не хочешь!
Я с достоинством киваю ему в ответ. Затем медленно поворачиваюсь, чтобы идти обратно к лагерю.
— Постой, постой, — ловит он меня за плечо, — погоди. Ты что, захандрил, что ли? Жизнь у нас, конечно, не сахар, но ведь мы все здесь добровольно оказались, по желанию. Вон посмотри, даже Камков держится молодцом, а он чуть ли не самый слабый из всех вас.
— Да нет, — отмахиваюсь я, — тут совсем другое. Я вот все размышляю на досуге и понимаю, что мало мы все-таки делаем для нашего командования. Уверен, что наши потенциальные возможности используются, дай-то Бог, на десять процентов.
Воронин даже приседает от праведного возмущения.
— Да что ты такое говоришь! — возмущенно хлопает он себя по самодельным шортам. — Да каждый из нас здесь за пятерых работает! Без преувеличения! Вам всем уж, как минимум, по медали «За отвагу» положены. Да два сбитых самолета на вашем счету, да горы добытой информации, и личный героизм, наконец. Взять хотя бы ваши действия с Щербаковым во время нападения диверсантов… Вы же на самом деле спасли нас всех, всю нашу группу! Можно сказать, честь всей нашей страны защитили!