Би-джу-у, би-джу-у — вновь просвистели над моей головой невидимые «сверчки», и в тот же момент почти уже вскарабкавшийся на гребень обрыва Уно болезненно вскрикнул. Ухватив здоровяка за руку, я энергично потащил его в сторону тревожно ржущих лошадей. Мощная вспышка зарницы осветила на мгновение бледное лицо Найтли, отчаянно удерживающей за повод рвущуюся лошадь, окровавленный лоб Зомфельда и неуклюже усаживающегося на мою лошадь Гансези. Схватив поводья стоявших чуть поодаль спаренных лошадей, я торопливо повел обоз за собой, благоразумно посчитав, что безоглядное бегство в нашем случае — наилучший выход из создавшегося положения.
Благополучно миновав Матембе, мы притормозили, лишь когда деревня полностью скрылась в набегающих со стороны реки плотных пластах тумана. Переведя дыхание, я включил фонарь и двинулся вдоль нашей вразброд притормозившей кавалькады. На мои вопросы о самочувствии каждый отреагировал по-своему. Вилли только кивнул, не проронив ни слова, а Найтли, хоть и слабо улыбнулась, похоже, всё еще пребывала в легком шоке. И лишь громадный Ган, казалось, совсем не слышит меня: он сидел неподвижно, словно статуя с острова Пасхи, и его странно сузившиеся зрачки тупо смотрели сквозь меня в безбрежную сумеречную даль.
— Эй, друг, — похлопал я его по колену, — что с тобой? Хочешь воды?
Медленно, словно преодолевая непонятное внутреннее сопротивление, здоровяк качнулся в седле и, неуклюже завалившись вперед, принялся выпутывать ногу из явно узкого для него стремени. Спешившись, он громко икнул и неуверенной походкой побрел в сторону от дороги.
— Никогда, что ли, на лошади не ездил? — посочувствовал я ему вслед. — Укачало?
Ничего не ответив и продолжая странно пошатываться, Гансези вдруг остановился и резко уронил голову на грудь, будто сзади ее подрезали чем-то острым. Предчувствуя недоброе, я шагнул к нему, чтобы поддержать, но в этот момент он, коротко что-то пробормотав, навзничь рухнул в траву. Вместе с подоспевшим Вилли мы приблизились к несчастному.
— Эй, Уно, — потряс его за плечо Зомфельд, — поднимайся! У нас времени мало.
— Может, сознание потерял? — предположил я.
— Да нет, кажется, не дышит уже, — сплюнул в сердцах немец. — Умер, похоже.
— Пульс проверить сможешь? — опасливо сделал я шаг назад.
— У мертвецов пульса не бывает, — буркнул Зомфельд, но всё же присел и приложил пальцы к шее лежащего. — Точно, готов, — констатировал он, поднимаясь.
— А это не ты его подстрелил? Я имею в виду, случайно…
— Если бы я, — Вилли брезгливо отер руки о траву, — он бы через реку вообще не перебрался. Тридцать восьмой калибр — штука серьезная. Давай-ка лучше перевернем его спиной вверх. Может, и найдем разгадку…
Перевернув Гансези лицом вниз, мы не сразу разглядели пятно застывшей крови, еле заметное на фоне темно-синего балахона.
— Невелика ранка, — пробормотал я, с удивлением рассматривая небольшую прорезь в рубахе Гансези. — Выглядит как обычная царапина… Да для такого здоровяка, как Уно, этот порез — что для слона дробина!
Зомфельд молча вытащил охотничий нож, распорол им ткань рубахи до самой шеи погибшего и тотчас воскликнул:
— Ого! Да у него в спине застрял наконечник стрелы! Скорее всего, отравленной… Алекс, Найтли, быстро и осторожно осмотрите друг друга! Не дай бог, если в чьей-то одежде застряла еще одна такая же стрела — достаточно будет просто оцарапаться об нее, и результат окажется аналогичным, — цинично пнул он неподвижное тело мозамбикца.
Не успел Вилли договорить, как одна из наших лошадей вдруг сдавленно захрипела, зашаталась и… завалилась на бок.
— Ой, что с моим Кентавром?! — вскрикнула Найтли, опрометью кидаясь к рухнувшему животному.
— Куда?! Назад! — еле успел я перехватить ее. — Найтли, лошади, я думаю, уже не помочь, а вот ты можешь случайно пораниться об эту проклятую стрелу!
Склонившись над дергающимся в предсмертных конвульсиях животным, я начал внимательно осматривать его. Вскоре выяснилось, что в Кентавра угодили аж две стрелы: одна, правда, безвредно застряла в клапане дорожной сумки, а вот вторая вонзилась в бок буквально в сантиметре от обреза седла.
— Они же могли и в нас попасть, — прошептал я, только теперь осознав всю меру грозившей нам и особенно Найтли опасности.
— Надо поскорее сматываться отсюда, — глухо и зловеще прозвучал рядом голос Зомфельда.
— Да, да, конечно, — растерянно пробормотал я и в ту же секунду вспомнил о подозрительно молчащем до сих пор дяде.
Бросившись к стоящей несколько поодаль спарке, я откинул край одеяла. Дядя крепко спал! Убедившись, что с ним всё в порядке, я на всякий случай осветил фонарем и лошадей. Опасения оказались ненапрасными: у одной из них смертоносная стрела запуталась в гриве, а у другой обломанный наконечник торчал из ногавки. Осторожно изъяв их и забросив в кусты как можно дальше, я подвел лошадей к несколько уже успокоившейся Найтли. Телохранитель стоял рядом. Сняв с павшего Кентавра седло, он крутил его в руках, явно прикидывая, куда бы пристроить.
— Да брось ты его! — нетерпеливо посоветовал я. — Надо просто перевесить мешки с Кентавра и поскорее рвать отсюда.
Пока мои спутники распределяли поклажу по другим лошадям, я вернулся к начавшему уже деревенеть трупу Уно. По христианским канонам его следовало бы предать земле, но прежде я хотел осмотреть карманы: вдруг отыщется какой-нибудь документ, чтобы при случае можно было сообщить о его смерти родственникам? Увы, при покойном оказались лишь несколько патронов к револьверу, кусок желтой тряпки с завернутым в нее рулончиком денежных купюр и перочинный нож. Перевернув труп на спину, я, ни на что уже особо не надеясь, бегло ощупал нагрудные карманы, но именно в этот момент мои пальцы и наткнулись на нечто странное. Причем не в карманах, а под рубахой несчастного. Расстегнув несколько пуговиц и распахнув ворот, я увидел продолговатый замшевый мешочек, держащийся на довольно толстом кожаном ремешке.
— Алекс, чего ты там с ним возишься? — нервно окликнул меня уже вскочивший в седло телохранитель, и я, механически сдернув мешочек с погибшего, навесил его на себя.
— Может, стоит всё-таки предать тело Гана земле? — неуверенно предложил я, вернувшись к спутникам.
— Если ты хочешь замести следы, то придется и лошадь закапывать. Но время, Алекс, время! Сам же только что призывал нас поторопиться!
— Действительно, Алекс, — слабым голосом поддержала его Найтли, — меня уже тошнит от вида трупов. Бр-р-р, ужас!
— Уже сажусь, — успокоил я ее.
Поскольку ни Вилли, ни Найтли не выказали готовности поделиться со мной местом на их лошадях, пришлось оседлать одну из лошадок, перевозящих носилки с дядей. Одной ноге не хватало стремени, но постепенно я смирился с этим досадным неудобством, благо двигались мы со скоростью не более пяти километров в час. Чем больше мы углублялись в лес, с каждым шагом удаляясь от Матембе, тем больше я надеялся, что все неприятности остались позади. Да и общение с проснувшимся часам к одиннадцати родственником помогало отвлечься от невеселых дум. Очнувшись, Владимир Васильевич первым делом поинтересовался, почему он раскачивается в люльке между двумя лошадьми. Оказывается, события минувшей ночи были восприняты им лишь как кошмарный сон. Я не стал разубеждать — к чему больному человеку лишние волнения? Вместо этого обстоятельно рассказал обо всем, что почерпнул в рижском предместье от его дочери.