– Вы точно уверены, что в августе? – переспросил его Хромов, моментально связав историю об утопленном броневике со странным образом передающимся от одного властителя к другому кольцом.
– Уверен, не уверен, – проговорил генерал, – но единственное упоминание о том, что оно появилось и на пальце Гитлера, относится именно к августу 1943 года.
Разложив все извлеченные предметы по предназначенным для них ящичкам, Борис Евсеевич переставил их на тележку и, еще раз осмотрев поверхность стола, нажал на звонок. Все повторилось в обратном порядке. Уехала тележка, захлопнулась амбразура, резко щелкнул замок на входной двери.
– Каково впечатление от увиденного, майор? – поинтересовался генерал, увлекая Хромова в предбанник.
– Потрясающее, – искренне воскликнул Илья. – Я даже не предполагал, что что-либо подобное может существовать, тем более у нас! Но откуда же все это взялось? И можно ли поподробнее ознакомиться со столь сногсшибательной коллекцией?
– Терпение, Илья Федорович, и еще раз терпение, – сказал генерал. – Как говорил один литературный герой: «Имеющий терпение обязательно дождется того момента, когда мимо него пронесут труп врага». Впрочем, мне нравится ваш энтузиазм, а поскольку я имею на вас некоторые виды, то, надеюсь, ожидание будет недолгим.
Позже, когда они подъезжали к Лубянке, Хромов набрался смелости и задал вопрос по поводу содержимого четвертого ящичка, вскрыть который они так и не успели. Но генерал демонстративно отвернулся и уставился в окно. И только входя в свой кабинет, до которого Хромов, следуя общепринятой субординации, провожал своего начальника, тот обернулся и вполголоса сказал:
– Зайди-ка ко мне, майор, завтра, часиков в шесть. Посидим, обсудим с тобой кое-что.
Когда же в назначенный час Хромов вошел в генеральскую приемную, его встретил там только скучающий молоденький лейтенант, передавший ему тщательно заклеенный конверт. Выйдя в коридор, Илья вскрыл его и прочитал написанные на четвертушке стандартного листа строчки: «Завтра в семь тридцать утра стой рядом с двумя “уродами”». Ни подписи, ни даты. Но для Хромова смысл текста был абсолютно ясен. Под «уродами» подразумевались два облупившихся атланта, поддерживающих столь же ободранное крыльцо на доме № 43 по проспекту Мира…
Дорога до генеральской дачи, стоящей в двухстах метрах от Ярославского шоссе, не заняла много времени. Въехав за высокий глухой забор, генерал лихо затормозил у самых дверей просторного кирпичного гаража.
– Вот мы и на месте, – объявил он, – вылезай.
Илья выбрался из машины и с интересом огляделся. Участок земли, на котором расположился двухэтажный генеральский дом, производил впечатление совершенно не ухоженного, дикого леса. Не было и намека на то, что кто-то здесь занимается выращиванием цветов или помидоров. О том, что здесь все же бывают люди, напоминала только расчищенная от опавшей листвы дорожка от гаража к полузакрытому молодым ельником мощному бревенчатому дому. У ограды затормозила еще одна машина. Генерал распахнул ворота и пропустил во двор видавшие виды «Жигули» грязно-горчичного цвета. Из нее выбрались двое поджарых и коротко подстриженных мужчин, по одной выправке которых можно было сразу догадаться, что они не понаслышке знакомы с воинской службой. Поздоровавшись с приезжими и представив им Илью, генерал пригласил всех в дом.
В просторной кухне у грозно трещащей печи их поджидал розовощекий мужчина с седоватой шкиперской бородкой и ниспадающей до плеч иссиня-черной шевелюрой.
Все четверо, сгрудившись в пространстве между печью и обеденным столом, принялись обсуждать свои проблемы, а Илья, чтобы не мешать им, отошел к окну. Он наблюдал, как на небольшой полянке за домом озабоченно обнюхивает землю небольшой, но явно породистый пес.
– Илья, – окликнул Борис Евсеевич, – иди-ка, брат сюда, покажись честной компании.
Хромов заметил, что все повернулись в его сторону и выжидательно смотрят на него.
– Запомните этого молодого человека получше, братцы, – слегка подтолкнул Илью Борис Евсеевич. – Чует мое сердце, вам с ним долго придется работать. А сейчас пойдемте-ка попаримся в моей баньке. Там наш гость, – подтолкнул он вперед Илью, – поведает вам занимательнейшую историю о том, что можно обнаружить в утонувшей пять десятилетий назад автомашине.
Для гостей была устроена настоящая русская баня с квасом и вениками. В промежутках между заходами в парилку Илья в очередной раз пересказал историю поисков утопленного броневика и обнаружения в нем герметичного чемоданчика со странными предметами. Когда же он упомянул о своих попытках выяснить сущность найденных вещей, его монолог тут же перешел в оживленный разговор. Вопросы, советы и даже предостережения посыпались на него буквально со всех сторон, и только генерал не принимал в этом никакого участия. Возвратившись в дом и усадив всю компанию у большого латунного самовара, Борис Евсеевич заговорил о том, что свело всех этих людей вместе.
– Расскажу я вам, друзья, для начала, одну любопытную историю, – начал он, отодвигая кружку чая. – Кое-кто из вас в курсе некоторых ее эпизодов, – кивнул он в сторону Ильи, – но только в самой малой ее части. Пришло время и вам узнать то, что до сего времени составляло и величайшую тайну, и величайшую мировую загадку одновременно.
Итак. В одну из безлунных августовских ночей на городском кладбище Самары двумя городовыми был задержан некий Кшистов Зелинский. Уроженец Кракова, он был проходимцем по профессии, авантюристом по духу и последним мерзавцем по своей сущности. Пойман он был во время совершения неслыханного для российской глубинки деяния – взлома фамильного склепа известного в тех краях купца Прохора Хлопова, который вел свою родословную с XIV века. Поскольку злодей успел отодрать крышку с одного из находившихся в склепе гробов, в котором покоился дед здравствовавшего в тот момент купца второй гильдии, Антона Силантьевича, то преступный умысел его был очевиден. Бдительные городовые, скрутив наглого злоумышленника, естественно, обратили внимание на взломанный им гроб. Сдвинув в сторону массивную, почерневшую от времени дубовую крышку, они застыли, словно пораженные громом. Покойный, восьмидесятичетырехлетний старец, упокоившийся, как следовало из укрепленной над постаментом таблички, сорок три года назад, лежал в нем столь свежий, столь хорошо сохранившийся, что, казалось, он был похоронен только накануне. Но мало того, на груди бородатого старца в центре небольшого фарфорового блюдца лежал необычного вида стеклянный предмет, излучающий пронзительное, густо-фиолетовое сияние…
Поразительно, но именно так и был найден единственный из сохранившихся к настоящему времени предметов, широко известных в средневековом мире под обобщенным историческим названием «Неугасимая лампада». Последующие физико-химические исследования «лампады», проведенные, к сожалению, только в 1962 году, показали, что это не что иное, как компактный монохромный источник деполяризованного ультрафиолетового излучения, работающий, скорее всего, на одном из долгоживущих изотопов тория. Иными словами, «лампада» представляет собой маломощный лазер, правда, испускающий не тонкий иглообразный луч, а что-то вроде узенького кольцеобразного снопика довольно жесткого фиолетового излучения. После установления этого факта стала понятна причина того, почему столь хорошо сохранилось тело покойного. Ведь воздух в наглухо заколоченном гробу почтенного старца стал под воздействием излучения абсолютно стерильным, что, естественно, подавило деятельность гнилостных бактерий и сохранило тело в идеальном состоянии. Судя по разрозненным историческим первоисточникам, точно такие же или подобные приборы, как стерилизующие ионизаторы, применялись иногда именно для таких целей, причем, судя по историческим хроникам, неоднократно. По имеющимся сведениям, только нашей организации удалось отыскать единственный, действующий до сей поры образчик такой «лампады». Разумеется, вы хотите знать, кем и когда был создан столь необычный предмет. Сказать по правде, я бы не рискнул сейчас уверенно ответить на первый вопрос, но на второй ответ у меня есть, причем однозначный. Пересчитав скорость распада изотопа по методу обратной регрессии, нашим физикам удалось высчитать, что источник энергии для «лампады» был создан не менее чем четырнадцать-пятнадцать тысяч лет тому назад.