И речь здесь идет не о VI веке: Клавихо был тут вскоре после XIV века, а до этого века упоминаний памятника нет. К тому же в традиционном «юстиниановом» VI веке еще не было турок; считается, что они появились как серьезная сила не раньше XI–XIII веков. И кстати, в библиотеке сераля сохранился рисунок, сделанный с этого колоссального памятника в 1340 году: император изображен в рыцарских доспехах, его головной убор украшен длинными перьями. Что касается самого храма Св. Софии, около которого стоял монумент, то, видимо, Юстиниан не возвел его впервые, а перестроил в этом же XIV веке, так как в нем сохранились мозаики более раннего времени.
Кстати, Р. Г. Клавихо сообщает, что в его время и развалины Трои нетрудно было найти (через три тысячи лет, если верить историкам):
«Прямо против (пролива) находился знаменитый город Троя, от которого остались разрушенные здания и остатки обвалившихся стен, показывающие их направление, и обломки крепостных башен. Все эти развалины замков, стен и зданий указывали на местонахождение города».
Какой же город с таким трудом через несколько сотен лет раскопал на холме Гысарлык Г. Шлиман? Из каких вообще соображений он объявил, что найденное им – Троя? Похоже, оснований для подобного вывода у него не было, кроме страстного желания прослыть «открывателем» древней Трои.
Посмотрим, как представляли себе искусство, которое приписывают теперь «древним», в том же XV веке, когда Клавихо ездил по Византии. Итальянский гуманист Марсилино Фичино пишет:
«Зевксис так изобразил виноград, что к нему стали подлетать птицы. Апеллес так изобразил кобылицу и самку собаки, что оказывавшиеся поблизости кони ржали, а псы лаяли. Пракситель изваял в одном индийском (!) храме из мрамора Венеру до того красивой, что она едва ли сохранилась нетронутой и неоскверненной видевшими ее похотливцами из числа зрителей. Используя познания в математике, Архит из Тарента сделал деревянного голубя и, накачав его воздухом, запустил, и тот полетел. Как сообщает Меркурий (Гермес Трисмегист), египтяне создавали изваяния богов, говорящие и двигающиеся. Архимед из Сиракуз сотворил небо из меди, на котором все движения семи планет совершались доподлинно так, как на небе, и само оно вращалось, как небо. Не говорю уже о египетских пирамидах, римских и греческих постройках, металлургических и стеклодувных мастерских».
Похоже на то, что Фичино описывает не «древность», а последние достижения не только искусства, но и науки, и техники своего времени.
Еще один итальянец – Джорджо Вазари (1511–1574), говоря о «трех эпохах и трех стилях в искусстве», тоже относил наилучший из стилей к своему времени. Мы уже отмечали в книге «Другая история искусства», что Вазари явно слыхом не слыхивал об упадке римского и греческого искусства в первые века нашей эры, который позже возник в умах историков в результате применения негодной хронологии. А к какой манере отнес бы он упомянутый памятник Юстиниану? Видимо, ко второй, в которой работали также Зевксис, Апеллес, Евфапор, Фабий, Пракситель, Фидий, Поликлет, Парал…
Если вчитаться в работы искусствоведов Средневековья, творивших до победного шествия скалигеровщины, то сразу становится ясно, что у них иное представление об эволюции человечества, чем у нынешних историков. Ф. Виллани в начале XIV века пишет о происхождении Флоренции и, посвящая по несколько строк Чимабуэ, Джотто, Мазо, Стефано и Таддео Гадди, сообщает о непрерывном прогрессе в развитии искусства (эта его идея станет основополагающей для Вазари). О падении оного в античные времена он тоже не догадывается, как и Вазари. Ченнини (род. ок. 1370) пишет «Книгу об искусстве», где основное внимание уделяет техническим вопросам, а не хронологии. Альберти (1404–1472), теоретик искусства, также избегает исторических экскурсов. Он написал три труда: «О скульптуре», «О живописи», «Об архитектуре». Никто из них не пишет о каких-то «падениях».
Гиберти (XV век) пишет автобиографию – первую автобиографию художника в истории. Затем появляется монография неизвестного автора (возможно, математика Тугго Манетти, консультировавшего строительство Домского собора в Флоренции) о Брунелески, и это первая в истории работа, посвященная одному художнику. Здесь, кстати, рассказывается легенда, что Флоренция была основана Карлом Великим. Напечатана эта монография лишь в 1812 году.
К. Ландино (ум. в 1504), первый переводчик Плиния на народный язык, оставил набросок истории художников античности, приплюсовав к ним Мазаччо, Фра Филиппо Липпи, Паоло Учелло и других.
Бартоломео Фачьо (1403–1457) сообщает интересные сведения о художниках, которых он встречал при неаполитанском дворе (король Альфонс был большим покровителем искусств): Джентиле да Фабриано, Пизанелло, Ян ван Эйк, Рогир ван дер Вейден.
Историю античного искусства в эту эпоху (кватроченто) начали выстраивать на основе свидетельств римских писателей Плиния и Витрувия. Исследователям тогда было достаточным знать, что эти двое жили «до них», без привязки к какому-либо «времени». Всех архитекторов, художников и скульпторов, изучающих развалины, совершенно не заботил вопрос хронологической последовательности создания памятников. Это заинтересовало изыскателей в области истории искусства только во времена маньеризма (XVI–XVII века). История же искусств, а не художников появилась только в XVIII веке, а до того она (история) продолжала жить без хронологии.
Отец Рафаэля Джованни Санти составил список лучших художников своего времени, на первое место поставив Яна ван Эйка. Дж. Белли (1498–1563) написал двадцать кратких биографий художников, лучшим из которых он считал Микеланджело (потому что тому удалось выдать своего купидона за античного, но и в этом случае дат «античности» не указывается).
Писатели и философы слово «древность» применяли к произведениям сто-трехсотлетней давности. Художники не различали времен. Это искусствоведы, воспитанные на скалигеровской истории, придумывают за них периодизации и датировки.
Рафаэль по заказу папы Льва, которого теперь называют Львом Х, написал «ватиканский цикл фресок». Помимо портрета заказчика, он оставил росписи «Папа Лев и император Карл» и «Папа Лев благодарит Господа». Что же увидели в этих росписях искусствоведы? В статье «История как аллегория» П. Бёрк пишет:
«Интересующие нас росписи представляют пап Льва III, возлагающего корону на голову Карла Великого, и Льва IV, который благодарит Господа за победу над сарацинами. Оба папы наделены чертами Льва Х, по чьему заказу и создавались фрески. Одно и то же имя, характерное пухлое лицо и выпученные глаза делают подобную параллель необычайно явственной. В некотором смысле, Лев III и Лев IV призваны, таким образом, олицетворять папу Льва Х. В изображенных историях с Карлом Великим и сарацинами зритель, безусловно, имеет все основания подозревать аллегории взаимоотношений Льва Х с императором Карлом V и Оттоманской Портой».
Что можно сказать по этому поводу? Что Рафаэль и понятия не имел, когда жили эти другие Львы. Он вообще о них не знал, он писал портрет лично ему известного папы, который возлагал корону на голову правившего при нем императора Карла, и даже, может быть, называл его «Великим» и благодарил Господа за победу над сарацинами. Это историки, причем значительно позже, раздали папам «номера». Какому здравомыслящему художнику придет в голову идея придать разным людям одну и ту же внешность?