— Так в чем же дело?
— Откровенно? Мне моя баба глотку порвет. Турченко — муж ее родной сестры. Мне скажут, что его не топить, а спасать надо.
— Как же его уберу я?
— Придешь и прогонишь. Я дам тебе все факты. Ты и с меня снимешь груз. А бабам я скажу, что тебя рекомендовали из края…
— Хитер ты, Степан!
— Ничего не поделаешь. В наше время простота — хуже воровства.
— Какой штат?
— Десять человек. Вместе с тобой. Сейчас их там — семеро.
— Могу я сам подбирать мужиков?
— Даю карт-бланш. Только не откладывай. Раз, два — и за дело.
— Я еще паспорт не получил.
— Беда-вода! Дам команду, тебе его домой принесут.
К пикету Полуян поехал на велосипеде. Еще издалека он увидел Могилу — огромный курган, который лежал посреди степи. Он тянулся на полкилометра с севера на юг и круто вздымал свои бока метров на тридцать в высоту.
Дороги обтекали Могилу с двух сторон. Одна шла с юго-запада, другая — с юго-востока. Неподалеку от пикета они сливались в тракт, который пересекал Ковыльную и через степи удалялся в центральные области России.
Пикет стоял примерно в ста метрах от развилки, ближе к станице. Домик из глинобитного кирпича давно не белили, и он стал пегим: на грязно-белом фоне желтели пятна разных размеров. В стороне от домика на кирпичном основании лежала цистерна, снятая с автомобильного шасси. На ржавом боку виднелись остатки надписи «огнеопасно», поверх которых черным печным лаком вывели слово «Вода».
Заметив незнакомого человека, один из стражей порядка встал, поддернул сползавшие брюки и пошел навстречу. Рослый, крепкий, загорелый, он был полон уверенности и властной силы.
— Тебе кого?
— Да вот пришел взглянуть на это хозяйство.
— Посмотрел? — Милиционер не выказал ни капли любезности. — Теперь гуляй мимо.
Заметив, что Полуян не внял его совету, милиционер повысил голос:
— Что, не ясно сказано?
— Прапорщик Турченко, я угадал?
Озадаченный страж порядка внимательно вгляделся в гостя, но не узнал и спросил с подозрением:
— Чего надо-ть?
— Хожу, ищу работу. — Полуян поддержал нагловатый тон, предложенный прапорщиком. — Говорят, вам здесь нужен начальник. Некий Турченко бездельничает. Пора его менять.
Штучки подобного рода не проходят даже в столицах. Офицеры контрольно-оперативной службы, выезжая на задержание мздоимцев в милицейских мундирах, заранее готовы встретить сопротивление вплоть до вооруженного. Выйдя на путь незаконного промысла, стражи порядка перенимают худшие привычки криминального мира и становятся не менее опасными, нежели преступники-рецидивисты.
А если говорить о провинции, да еще глухой, вроде станицы Ковыльной, то здесь вообще мало кто вспоминает о законе, предпочитая решать спорные вопросы силой. А почему нет? Тем более, если за твоей спиной такая стена, как начальник милиции?
— Не знаю, кто ты, — Турченко надвинулся на Полуяна, сильный и злой, — но пошел бы ты отсюда, пока тебе не обломали ребра. — Подумал и добавил:
— Здесь блокпост, и я вправе все… вплоть до применения…
— Это блокпост?! — Полуян пнул пивную банку, оказавшуюся под ногами. Та с грохотом отлетела к куче мусора, набросанной рядом с домиком пикета. — Вот что, мужики, или мы будем с вами служить, или заранее собирайте котомки.
Глаза Турченко полыхнули огнем. Он схватил и сжал запястье левой руки Полуяна железным хватом.
Это уже выходило за пределы.
Полуян перехватил руку Турченко правой, крутанул ее против часовой стрелки, отставил левую ногу и, усиливая рывок всем телом, согнул прапорщика в пояснице. Наращивая давление, заставил его вскрикнуть.
— Отпусти!
И толкнул Турченко. Тот упал на колени в густую, как цемент, пыль.
Бросив побежденного, Полуян подошел к навесу. Снял с крюка автомат. Отсоединил рожок магазина. Щелкнул затвором. Приложил дуло к глазу, посмотрел на свет через канал ствола.
— Когда в последний раз чистили?
Полураздетый напарник Турченко внимательно следил за действиями гостя, без сопротивления признав в нем будущего начальника.
— Фамилия?
— Сержант Тараненко.
— Почему в стволе ужи ползают?
Не понявший командирского юмора сержант растерянно хлопал глазами.
Полуян осмотрел автомат снаружи. На крышке ствольной коробки краснели мелкие пятна ржавчины.
— Такое оружие в руки брать противно! У него корь. Видите сыпь и не лечите… Вой-йяки хреновы!
Турченко поднялся с колен, отряхнул брюки от пыли и начал одеваться. Натянул на плечи рубаху. Накинул на голову кепку. Вынес из помещения оружейные принадлежности. Подошел к столу. Взял автомат. При этом он все время бурчал нечто невразумительное, перейдя от открытого сопротивления к демократическому оппозиционному ворчанию.
Наведя на пикете шорох и обратив строптивого Турченко в христианскую веру, Полуян вернулся в станицу только в сумерки.
Грозный — официальная столица Чечни, разгромленный и выжженный, пропахший тротиловой гарью и тошнотворным духом мертвечины, встретил Салаха неласково.
Мадуев сошел на станции Катаяма, намереваясь пешком пройти в Ташкалу, где жили родственники. Но едва он двинулся по улице, его остановил патруль внутренних войск — прапорщик и два солдата в бронежилетах поверх камуфляжа, с автоматами на изготовку.
— Руки! — Ствол жестко воткнулся под левую лопатку Салаха. — Кому сказано?
— Надо бы хоть поздороваться, прапорщик. — Салах говорил спокойно, стараясь передать свое настроение окружившим его военным. Он надеялся, что это убавит их бившую через край агрессивность.
— Перетопчешься! И заткнись! Иначе возьму и замочу.
Уголовный жаргон, на котором изъяснялся прапорщик, больно ударил по нервам. В батальоне Салах старался отучить от подобных слов даже тех солдат, которые опытом предшествовавшей жизни были научены лексике тюрьмы и зоны и приносили ее с собой в казарму.
— Руки! — Прапорщик еще злей повторил приказ.
Солдат, находившийся позади Салаха, снова ткнул ему в спину стволом.
— Шагай!
— Я свой. — Салах все еще надеялся перевести разговор на мирный лад.
— Здесь за каждым углом свои. — Прапорщик говорил насмешливо. — И свои же стреляют. Где надо, там разберутся, кто ты, и радуйся, что живым ведем…
Салах не осуждал прапорщика и его солдат. Офицер, прошедший суровую школу войны в Афганистане, знал, как меняется психология людей, оказавшихся, помимо своей воли, в зоне боевых действий.