Знаете эту байку, когда бежавшего через Каракумы тушканчика спросили: «Куда так летишь?» — «Спасаюсь, — ответил тот. — Наш мудрый туркменбаши приказал кастрировать всех верблюдов». — «Так ты не верблюд, чего бежать?» — «Конечно, нет, — ответил тушканчик, — но когда отрежут яйца, будет поздно это доказывать, что не верблюд».
Лектор двигался не спеша. Он вынюхивал крамолу старательно, я бы сказал — вдохновенно. Найди он людей, сорвавших лекцию, это доставило бы ему счастье выполненного перед страной и органами государственной безопасности долга. Но ему не повезло. Искомых личностей в списках курсов не значилось.
О лейтенантах, отчисленных с курсов за месяц до выпуска, мы больше не вспоминали. И вот случайная встреча с одним из них, состоявшаяся без малого десять лет спустя. И только тогда я узнал еще одну деталь, в которую не был посвящен. Обоих лейтенантов, как оказалось, не отчислили, а выпустили из учебного заведения, как прошедших курс с назначением на должности заместителей командиров подразделений по политической части.
Последний раз я встречался с полковником Каплиным, когда он был начальником высших курсов переподготовки политработников при Военно-политической академии имени Ленина. Он меня, конечно, не узнал, как и я не узнал Арутюнова, но разве ради узнавания мне захотелось пожать ему руку?
Так вот, когда я уезжал от зенитчиков, Арутюнов подарил мне две бутылки того самого «мориэзерйо», о котором до того я знал так мало.
Поздней ночью Леонид Брежнев звонит председателю Совета Министров Косыгину.
— Слушай, Алексей, как звали одноглазого английского адмирала, который Наполеона побил?
— Нельсон.
— А наш Кутузов, который побил того же Наполеона, он ведь тоже был одноглазый?
— Точно, был.
— А израильский генерал Моше Даян, который побил арабов, он тоже был одноглазый?
— Был, а в чем дело?
— Думаю, как бы нам без больших затрат укрепить Вооруженные силы. Что если маршалу Гречке выбить глаз?
В своем кабинете за своим столом первый секретарь компартии Литвы Антанас Снечкус подписывал статью, которую подготовил для «Красной Звезды». Подписал, протянул оригинал мне и вдруг спросил:
— Как ты посмотришь на то, если я тебя попрошу об одолжении.
Такой заход меня сразу насторожил. Возможности подполковника, корреспондента центральной военной газеты и первого секретаря компартии союзной республики нельзя было даже сравнивать. Подними Снечкус только палец, и нашлось бы немало желающих сделать для него любое одолжение. Но раз он обратился ко мне, то дело должно было таить в себе какой-то хитрый подвох. Однако и отказаться, не выслушав просьбы, я не мог.
— Дело в том, — сказал Снечкус, — что мы поставили памятник герою гражданской войны, репрессированному в ежовские времена военачальнику — Уборевичусу. Пора памятник открывать, но для этого нужно разрешение Москвы. В Москве у нас от республики в Верховном Совете есть депутат — Павел Иванович Ефимов, заместитель начальника Главпура. Ты его знаешь?
— Конечно.
— Позвони ему и скажи, что Снечкус просит его внести вклад в наши республиканские дела. Надо, чтобы он вышел на аппарат Брежнева и попросил дать нужное нам разрешение.
— Может быть вам проще позвонить в Москву самому?
Аккуратно отпихивая от себя поручение, я делал вид, что проявляю заботу о своем начальстве. Сказать прямо, что мне, простому корреспонденту, вернуться в Москву и запросто передать просьбу Снечкуса первому заместителю начальника Главпура так же просто, как купить кружку пива, было бы ложью. Конечно, Ефимов не послал бы меня подальше, но сказать что-нибудь вроде: «А ты чего в это дело влез?» мог запросто и был бы прав. Тем более, что у самого Снечкуса на столе стоял телефон дальней кремлевской связи «ВЧ» с государственным гербом на наборном диске — сними только трубку и набери номер Ефимова, у которого на столе точно такой же аппарат. Раз этого не делалось, значит был на то свой политес и меня бросали в хитрую игру, как костяшку в домино «пусто — пусто».
— Нет, — сказал Снечкус, — не проще. Говорить на эту тему с Ефимовым по телефону не очень удобно. Знаешь… — Снечкус многозначительно помолчал, и я понял, что он имел в виду. Врагу разговоры по линии ВЧ подсушать трудно, но свои это могли делать запросто. Помолчав, он продолжил: — Звонить самому Леониду Ильичу Брежневу — нетактично. В Москве я уже подходил к нему с этим вопросом. Он меня выслушал и сказал, что посоветуется с товарищами, а решение мне сообщат. Прошел месяц — звонка нет. Брежнев, скорее всего забыл о нашем разговоре. Но, если я обращусь к нему, он скажет: «Ты думаешь, я забыл?» Будет не очень удобно. Значит, так не проще…
Я вернулся в Москву, спросил разрешения у Макеева и по его «кремлевке» дозвонился до Ефимова.
— Прошу прощения, Павел Иванович, но то, что я скажу, приятного вам не доставит. Только поймите — меня подставили с тем, чтобы я подставил вас.
Обложившись прокладками, изложил просьбу Снечкуса. Потом еще раз извинился.
Ефимов выслушал меня не перебивая и не задавая вопросов. Лишь когда я кончил говорить, сказал:
— Спасибо, подсуропил ты мне, да ладно. Ты не виноват.
Прошло чуть больше месяца, когда ко мне позвонил встревоженный Главный редактор.
— Быстро подойди ко мне. Тебе звонил по «кремлевке» Ефимов. Павел Иванович.
Я бегом промчался по коридору, влетел в кабинет Главного. Макеев посмотрел на меня глазами, полными вопроса. И в самом деле — не так часто случалось, чтобы первый замначальника Главпура напрямую, больше того, через голову начальства по правительственной связи общался с корреспондентами.
— Ты ничего, не натворил?
— Вроде бы нет.
— Звони.
Я набрал номер.
Трубку снял Ефимов, сказал «Слушаю». Если бы это был помощник, то он должен был ответить по-иному: «Аппарат товарища Ефимова. Слушаю».
Я представился. И услышал веселый голос генерала:
— Знаешь, я твое поручение выполнил. — Ефимов ко всему еще и шутил. — Нащупал одну возможность и подтолкнул дело. Леониду Ильичу напомнили и он дал разрешение. Видишь, как все хорошо сложилось.
Я понял — генералу хотелось с кем-то поделиться удачей, но вовлекать в дело, о котором знали только мы двое, ему никого не собирался. И генерал отвел душу со мной.
— Здорово! — похвалил я и, чтобы еще раз подчеркнуть трудность проделанного, спросил. — Как это вам удалось?
— Это целая история. Как-нибудь расскажу…
Вы верите, что в самом деле Ефимов собирался это сделать?
Зато некоторое время спустя я получил по почте благодарственное письмо от Снечкуса. Значит, костяшка «пусто — пусто» в сложной аппаратной партийной игре свою роль сыграла.