Палыч не дрогнул ни одним лицевым мускулом. В семь часов он остановил свой «жигуль» возле деревянного мостика через реку Ждановку, увидев заметный «вольво» Парамонова. Евгений Иванович приоткрыл дверцу своей машины. Палыч сел рядом с ним и выжидающе уставился на молодого начальника.
— Что, Палыч, достал Вахмистр? — с сочувствием в голосе спросил Парамонов. — Видно, накипело?
— Вам показалось. — Палыч был осторожен.
Он столько лет прослужил в этой огромной Системе, столько лет проработал ее маленьким незаметным винтиком, что твердо усвоил: ошибок Система не прощает. Винтик только до тех пор будет цел, пока не высунется больше положенного, — иначе Система искорежит, перемелет и выплюнет.
— Вам показалось, — осторожно повторил Палыч.
— Правильно, Виктор Павлович, — кивнул Парамонов, — осторожность — первая заповедь. И вторая. И третья. Но мы с тобой друг друга поняли. Если я захочу встретиться — тебе позвонят из бухгалтерии, скажут, что нужно расписаться в ведомости. Если у тебя будет что-то интересное — позвони туда же, в бухгалтерию, скажи, что тебе неправильно начислили аванс. Через десять минут после звонка подходи к лифту.
Палыч ничего не ответил, молча пересел в свою машину. А несколько месяцев спустя позвонил в бухгалтерию и сказал:
— Вас беспокоит референт Копылов. Мне в последний аванс неправильно сумму начислили.
До времени встречи с ненаглядным оставалось больше двух часов, и я решила употребить их с пользой. Я заскочила в первый попавшийся салон красоты и попросила постричь меня и выкрасить волосы в темный цвет. Напрасно парикмахерша чуть не со слезами умоляла меня этого не делать, я была непреклонна.
Народа в салоне было немного, поэтому мастера устроили небольшой совет по поводу моей прически. Но несмотря на то что они тщательно выбрали краску, она не взяла мои рыжие лохмы. То есть взяла, но не совсем. Однако когда я посмотрела на себя в зеркало, то осталась довольна: шапка каштановых волос, с просматривающимися кое-где рыжим прядями. Я заглянула еще и в косметический кабинет — там мне выкрасили темной краской брови и ресницы.
Полученный результат вполне удовлетворял мои желания. Глаза выглядели больше, взгляд стал жестче, сам облик как-то серьезнее. От женщины, которая смотрела на меня из большого зеркала, не так-то просто было отмахнуться! И избавиться от этой женщины тоже будет не очень просто, добавила я про себя и заторопилась к ненаглядному.
— Это же надо! — воскликнула Ира, открывая мне дверь. — Я бы тебя ни за что не узнала…
Ненаглядного нигде не было видно, но из ванной слышался шум льющейся воды.
— Слушай, что, он все время моется, а?
— К твоему приходу, — рассмеялась Ира.
Из кухни доносились аппетитные запахи.
Как видно, раньше из-за беспокойной больной матери мало кто заходил в гости, и теперь сестра ненаглядного радовалась мне и наготовила вкусного. Она долго рассматривала мою прическу и костюм, потом мы пошли на кухню, выпили кофейку, она показала мне новое платье, а ненаглядный все не появлялся.
— Он там не утонул? — опасливо спросила я.
Она пошла, поговорила с братцем через дверь и, вернувшись, доложила:
— Бреется, сейчас выйдет.
Наконец он появился и застыл на пороге, пораженный моим преображением.
— Что, не нравится? — поддразнила я.
Ненаглядный громко сглотнул и ничего не
ответил. За ужином мы с Ирой болтали о пустяках, а ее братец молчал и так удивил Иру, что она даже забеспокоилась и спросила, как он себя чувствует.
Потом Иру позвала мать, а мы с ненаглядным удалились в его комнату. Первое, что бросалось в глаза в комнате ненаглядного, это, во-первых, абсолютный порядок и чистота, а во-вторых, большой портрет Герочки в возрасте примерно пяти лет в матросском костюмчике и с плюшевым медведем в руках. Портрет висел на стене на самом видном месте. У родителей тоже где-то лежит такая же мод фотография, подозреваю, что и медведь похож, но объясните мне, какому взрослому человеку придет в голову вешать перед глазами свой младенческий портрет?
Впрочем, я, кажется, придираюсь. Некоторые мои подруги вешают у себя в комнате портреты рок-звезд или спортсменов, чего я тоже, надо сказать, не понимаю. Каждый день любоваться, к примеру, «Муммий Троллем» или Земфирой… Их я предпочитаю слушать на аудиокассетах…
Тут я заметила, что ненаглядный посматривает на меня украдкой — как видно, никак он не может привыкнуть к моему новому облику.
— Слушай, я вообще-то к тебе по делу, — начала я, усевшись на диван так, чтобы не видеть портрета, — скажи, пожалуйста, не знаешь ли ты, кто живет в теткином доме в квартире над твоей?
Ненаглядный на глазах помрачнел.
— Хорошо, что ты начала этот разговор, — заговорил он, тяжело вздохнув, — нам нужно объясниться.
— Да я просто задала тебе вопрос… если не знаешь…
Но ненаглядного уже понесло:
— Я должен…
Все ясно, если речь идет о долге, с ненаглядным лучше не спорить.
— Ты должна меня выслушать, я думаю, что имею на это право! — безапелляционно заявил он.
Я вздохнула и стушевалась — придется потерпеть.
— Я слушаю тебя очень внимательно.
— Ты знаешь, как я не люблю врать, — начал ненаглядный.
— Ага, а сам врал про теткину квартиру, что она не твоя, — не удержалась я от колкости.
— Я очень переживал и теперь раскаиваюсь.
— Нет, ну как вам это понравится! — я мгновенно вскипела. — Он переживал! А кто тебя заставлял врать? Ты что, боялся, что я заявлю на тебя свои права, что заставлю тебя жениться?
— Снова ненаглядный покраснел как вареный рак.
— Но я же раскаялся, — заныл он.
— Слушай, ты не в церкви! — зловеще начала я. — И я тебе не поп, чтобы грехи отпускать. Каяться он вздумал! Нужно мне твое раскаяние, как рыбе галоши!
— А что тебе вообще от меня нужно? — задал он вдруг вполне разумный вопрос. — Зачем ты пришла, если так на меня сердита?
— За что я на тебя сержусь, совершенно понятно, — сварливо начала я, — за твое вранье и двуличность, а также за Каролину — мир ее праху! А вот за что ты на меня злишься — вовсе непонятно. В конечном итоге все для тебя кончилось хорошо, а со временем сестра купит тебе новую машину на бандитские деньги.
— Разве не все деньги сгорели в «копейке»? — отшатнулся он.
— Примерно половина, а остальные мы поделили пополам.
Ненаглядный вдруг вскочил с дивана.