Григорий бросился к прапорщику Гаврикову.
— Я видел немца! Вон там! — крикнул он.
— Ты уверен?
— На нем была каска с шипом.
— Что он делал?
— Сидел на лошади и смотрел на нас в бинокль.
— Лазутчик! — сказал Гавриков. — Ты его убил?
Только сейчас до Григория дошло, что ему полагается убивать немецких солдат и офицеров, а не убегать от них.
— Я подумал, надо вас предупредить… — замявшись, пробормотал он.
— Олух царя небесного! На хрен тебе оружие?! — заорал Гавриков.
Григорий посмотрел на свою заряженную трехлинейку с устрашающего вида штыком. Конечно, надо было ее применить. О чем он только думал?
— Виноват! — сказал он.
— А ты его упустил, и враг узнает, что мы здесь!
Григорию стало стыдно. На занятиях о такой ситуации речь не заходила, но он мог бы и сам сообразить.
— Куда он направился? — рявкнул Гавриков.
Хоть это он мог сказать.
— На запад.
Гавриков отправился к подпоручику Томчаку, который курил, прислонившись спиной к дереву. В следующую минуту Томчак, отшвырнув папиросу, бросился к штабс-капитану Боброву, красивому офицеру постарше, с пробивающейся в волосах сединой.
Дальше все происходило быстро. Артиллерии у них не было, но пулеметы сгрузили с телег. Все шестьсот человек батальона рассредоточились с севера на юг рваной цепью длиной в тысячу метров. Несколько человек пустили вперед. Потом остальные медленно двинулись на запад, навстречу садившемуся солнцу, которое бросало сквозь листву косые лучи.
Через несколько минут упал первый снаряд. Он летел, со свистом разрезая воздух, проломился сквозь полог леса, упал наконец на землю где-то далеко за спиной Григория и взорвался с грохотом, от которого содрогнулась земля.
— Лазутчик дал им наши координаты. Они стреляют туда, где мы были. Хорошо, что мы уже оттуда ушли.
Но немцы действовали последовательно: кажется, они поняли свою ошибку, так как следующий снаряд упал чуть впереди от двигающейся цепочки русских солдат.
Солдаты вокруг Григория заволновались. Давид все посматривал вверх, словно хотел заранее увидеть приближающийся снаряд и увернуться от него. У Исаака было злое лицо, как на футбольном поле, когда стало ясно, что соперники не желают играть честно. Оказывается, если знаешь, что кто-то изо всех сил старается тебя прикончить, это угнетает, подумал Григорий. Он чувствовал себя так, словно узнал что-то очень плохое, но никак не мог вспомнить, что именно. В голову пришла глупая мысль вырыть в земле нору и спрятаться.
Интересно, что видно тем, кто по ним стреляет? Сидит ли на холме наблюдатель, изучающий весь лес с помощью мощного немецкого бинокля? Одного человека в лесу заметить невозможно, но обнаружить шестьсот человек, идущих колонной, не так уж сложно.
Кто-то у немцев решил, что прицел верный, так как через несколько секунд упало еще несколько снарядов, и некоторые попали точно в цель. С двух сторон Григорий услышал оглушительный грохот, взметнулись фонтаны земли, раздались крики, в воздухе мелькнули оторванные конечности. Григория затрясло. И ничего тут не сделаешь, защититься невозможно: либо снаряд попадет в тебя — либо пролетит мимо. Он пошел быстрее, словно это могло его спасти. Должно быть, остальные думали так же, потому что без всякого приказа перешли на бег.
Григорий схватил винтовку вспотевшими руками и постарался не паниковать. Вокруг снова стали падать снаряды, сзади и впереди, справа и слева. Он побежал быстрее.
Артобстрел набирал силу, и он уже не мог различить отдельных разрывов: все слилось в один нескончаемый гром, словно от сотни поездов. Потом батальон, видимо, вошел в зону досягаемости ружейных выстрелов, потому что снаряды падали уже позади, а скоро канонада прекратилась. И через несколько секунд Григорий понял, почему. Впереди застрочил пулемет, и он с ощущением обессиливающего страха понял, что приближается к линии обороны противника.
Пулеметные очереди рассыпались по лесу, срывая листву, расщепляя тонкие деревца. Григорий услышал рядом крик, и увидел, как упал Томчак. Бросившись рядом на колени, Григорий увидел кровь у него на лице и груди. С ужасом он понял, что пуля попала в глаз. Томчак слабо пошевелился и вскрикнул от боли.
— Что мне делать? Как вам помочь? — воскликнул Григорий. Простую рану он мог бы перевязать, но как помочь человеку, которого ранили в глаз?
Его ударили по голове, и, взглянув, он увидел бегущего Гаврикова.
— Пешков, шевелись, идиот чертов!
Он снова взглянул на Томчака. Ему показалось, что подпоручик уже не дышит. Он не был уверен, но все-таки встал и побежал дальше.
Стрельба усилилась. Страх Григория перешел в ярость. Вражеские пули приводили его в негодование. Умом он понимал, что так думать глупо, но ничего не мог с собой поделать. Ему вдруг захотелось поубивать этих подонков. На расстоянии двухсот ярдов, через поляну, он увидел серую форму и заостренные каски. Прячась за деревом, упал на колено, выглянул из-за ствола, поднял винтовку, прицелился и впервые спустил курок.
Ничего не произошло, и он вспомнил о предохранителе.
Для того чтобы снять винтовку с предохранителя, надо было отнять ее от плеча. Он опустил винтовку, сел на землю за деревом, снял ее с предохранителя и огляделся.
Его друзья уже не бежали, а как и он, спрятались в укрытии. Кто стрелял, кто перезаряжал, кто, раненый, корчился в агонии, кто уже неподвижно замер.
Григорий вновь выглянул из-за ствола, вскинул оружие и, прищурившись, посмотрел вдоль ствола. Он увидел глядящий из кустов ствол винтовки, а за ней — заостренный шлем. Сердце его зашлось ненавистью, и он быстро пять раз нажал на спусковой крючок. Винтовка, в которую он метил, поспешно спряталась, но не упала, и Григорий понял, что промазал. Он почувствовал разочарование и досаду.
Винтовка была пятизарядной. Он достал патроны и перезарядил ее. Теперь ему хотелось начать убивать немцев как можно скорее.
Вновь оглядевшись, он заметил немца, бегущего через просвет в деревьях. Он опустошил магазин, но немец продолжал бежать и скрылся за молодой порослью.
Григорий понял, что просто стрелять — без толку. Попасть во врага нелегко, и в настоящем бою гораздо сложнее, чем стрелять в мишени на занятии. Придется ему целиться поаккуратнее.
Когда опять перезаряжал винтовку, он услышал, как заработал пулемет, кроша растительность вокруг него. Он прижался спиной к дереву, поджал ноги, стараясь стать как можно меньше. На слух он определил, что пулемет, должно быть, метрах в двухстах слева.
Когда пулемет замолчал, он услышал, как Гавриков крикнул:
— Стреляйте в пулеметчиков, остолопы хреновы! Скорее, пока они перезаряжают!
Григорий выглянул из-за дерева, пытаясь найти пулеметное гнездо, и заметил треногу между двумя большими деревьями. Он прицелился — и остановился. Просто стрелять не годится, напомнил он себе. Почти не дыша, он подождал, пока тяжелый ствол замрет, и прицелился в заостренный шлем. Чуть опустил ствол, чтобы видеть грудь немца. У того была расстегнута верхняя пуговица — видать, так стрелял, что взмок.