Соколов впервые поднял голову.
— Это значит, — сказал он, — что фактическая власть над армией будет у Совета.
— Да, — сказал Григорий. — Приказы военной комиссии Думы следует исполнять лишь в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.
Соколов продолжал смотреть на Григория.
— В этом случае Дума будет так же бессильна, как и прежде. Прежде она подчинялась прихоти царя. А теперь, значит, любое решение потребуется утверждать в Совете.
— Именно, — сказал Григорий.
— Следовательно, главным будет Совет.
— Пишите, — сказал Григорий.
Соколов записал.
Кто-то сказал:
— Офицерам воспрещается грубить другим чинам.
— Сейчас, — сказал Соколов.
— И обращаться к ним на «ты», словно мы дети или домашняя скотина.
Григорий подумал, что это все мелочи.
— Этому документу нужно дать название, — сказал он.
— Что вы предлагаете? — спросил Соколов.
— А как вы называли предыдущие приказы Совета?
— Никак, — сказал Соколов. — Это — первый.
— Значит, пусть так и будет, — сказал Григорий. — Так и запишите: «Приказ номер один».
V
В следующие два дня было принято еще несколько приказов, и Григорий с огромным воодушевлением занимался этой насущной работой революционного правительства. И все же он постоянно думал о Катерине и Вовке, а вечером в четверг наконец-то нашел возможность оставить работу и навестить их.
Он шел на юго-западную окраину Петрограда, и его сердце сжималось от плохих предчувствий. Катерина обещала держаться подальше от неприятностей, но ведь женщины Петрограда считали, что это и их революция. И если бы Катерина решила с Вовкой на руках отправиться в центр посмотреть, что происходит, — она была бы там не единственной матерью с ребенком. Множество невинных людей погибло — кто от выстрела полицейского, кто под ногами толпы, кто под колесами экспроприированного автомобиля с пьяным солдатом за рулем, а кто и просто от шальной пули. Когда Григорий входил в свой старый дом, он со страхом ждал, что навстречу попадется кто-нибудь из жильцов и со слезами на глазах скажет: «Случилось непоправимое…»
Он поднялся по лестнице, постучал в дверь и вошел. Катерина вскочила со стула и бросилась ему на шею.
— Ты жив! — воскликнула она и стала его целовать. — Я так волновалась! Я не знаю, что бы мы без тебя делали!
— Прости, что не мог прийти раньше, — сказал Григорий. — Но меня делегировали в Совет…
— В Совет?! — Катерина засияла от гордости. — Мой муж — депутат! — И снова обняла его.
Григорий увидел в ее глазах восхищение. Впервые в жизни.
— Депутат — это просто представитель избравших его людей, — сказал он скромно.
— Но они всегда выбирают самого умного и достойного.
— Ну… стараются.
Комнату освещала тусклая масляная лампа. Григорий положил на стол сверток. Теперь у него не было трудностей с получением продуктов в военной столовой.
— Я принес еще спички и одеяло, — сказал он.
— Спасибо!
— Надеюсь, ты старалась поменьше ходить по улицам? В городе опасно. Пока одни делают революцию, другие просто беснуются.
— Да я почти не выходила. Я ждала тебя.
— А как наш постреленок? — Вовка спал в уголке.
— Скучает по своему папке.
Сам он не настаивал, чтобы Вовка звал его папой, но согласился, раз этого хотела Катерина. Вряд ли они когда-нибудь увидятся с Левкой, — уже три года, как тот уехал, и от него ни слуху ни духу, — так что ребенок может никогда не узнать правды, да так, наверное, и лучше.
— Жаль, что он спит, — сказала Катерина. — Он всегда так радуется тебе.
— Еще увидит меня утром.
— Сможешь остаться на всю ночь? Как хорошо!
Григорий сел, и Катерина, опустившись рядом на колени, помогла ему снять сапоги.
— У тебя усталый вид, — сказала она.
— Я в самом деле устал.
— Давай же ложиться. Уже поздно.
Она стала расстегивать его рубашку. Он расслабился и дал ей себя раздеть.
— Генерал Хабалов спрятался в Адмиралтействе, — сказал он. — Мы боялись, что он отобьет вокзалы, но он даже не попытался.
— Почему?
— Струсил, — пожал он плечами. — Царь послал Иванова с войсками занять Петроград и установить военную диктатуру, но солдаты взбунтовались и из экспедиции ничего не вышло.
— И что, прежние власти просто сдались?
— Похоже что так. Странно, правда? Но возвращения к старому уже не будет.
Они легли: Григорий в исподнем, Катерина — в сорочке. Она никогда перед ним не раздевалась. Может, считала, что ей есть что скрывать. Он мирился с этой странностью, хоть и не без сожаления. Он обнял ее и стал целовать. А когда их тела слились и она прошептала: «Я люблю тебя», — почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Потом, уже в полусне, она спросила:
— А что же дальше?
— Будет учредительное собрание, делегатов на него будут избирать, используя четыре принципа голосования: всеобщее, равное, тайное и прямое. А пока что Дума создает Временное правительство.
— А кто будет там главным?
— Львов.
Катерина села на постели, не прикрывая голую грудь.
— Князь?! С какой стати?
— Они говорят, чтобы обрести доверие всех классов.
— К черту классы! — от возмущения она сделалась еще прекраснее, лицо пылало, глаза сверкали. — Революцию совершили рабочие и солдаты, так зачем нам еще чье-то доверие?
Этот же вопрос беспокоил и Григория, но ответ казался ему убедительным.
— Нам нужны предприниматели, которые вернут к жизни предприятия, поставщики, которые восстановят снабжение продуктами, торговцы, которые снова откроют лавки.
— А как с царем?
— Дума ждет, что он отречется от престола. Они послали к нему в Псков двух депутатов с этим требованием.
— Отречется? — Катерина широко распахнула глаза. — Царь? Но тогда прежней жизни конец!
— Да.
— А разве так может быть?
— Не знаю, — сказал Григорий. — Завтра увидим.
VI
В пятницу в Екатерининский зал Таврического дворца набилось две, а то и три тысячи человек, среди которых были несколько женщин. В воздухе стоял крепкий запах табачного дыма и немытых солдатских тел. Все ждали известий из Ставки.