Скоро Григорий заметил, что Катерина повернулась на стуле к Левке и обращается исключительно к нему.
«Словно меня вообще здесь нет», — подумал Григорий.
Март 1914 года
— Так значит, книги Библии были написаны на разных языках, а потом переведены на английский? — спросил Билли.
— Именно, — ответил отец. — А Римская католическая церковь пыталась запретить читать переводы. Она не хотела, чтобы обычные люди, такие, как мы, сами читали Библию и спорили со священниками.
Когда речь заходила о католиках, отец вдруг забывал, что относиться к людям надо по-христиански. Католиков он ненавидел, наверное, даже больше, чем атеистов. Но спорить любил.
— Тогда где же оригиналы? — спросил Билли.
— Какие оригиналы?
— Оригиналы Библии, написанные на иврите и греческом, где они хранятся?
Они сидели друг напротив друга за квадратным кухонным столом, у себя дома на Веллингтон-роу. Было три часа пополудни. Билли вернулся из шахты, вымыл лицо и руки, но еще не переоделся. Отец уже успел снять пиджак и сидел в жилете, рубашке и галстуке — после обеда он собирался на профсоюзное собрание. Мама разогревала еду. Дед сидел тут же и загадочно улыбался, словно все это слышал уже не раз.
— Сами оригиналы не сохранились, — сказал отец. — Они погибли много веков назад. Но остались копии.
— А где копии?
— В разных местах. В монастырях, в музеях…
— Их надо хранить в одном месте.
— Но существует не одна копия каждой книги. Одни хуже, другие лучше…
— Как это одна копия может быть лучше другой? Они же не должны отличаться друг от друга.
— Но отличаются. При переписывании люди иногда искажают текст.
Билли растерялся.
— Тогда как же нам узнать, что было написало на самом деле?
— Есть такая наука — герменевтика. Ученые богословы сравнивают разные варианты текста и делают вывод о том, что было написано в оригинале.
Это Билли потрясло.
— Ты что, хочешь сказать, что книги, где было бы записано Слово Божие в его истинном виде, не существует? Что люди обсуждают священные тексты и решают, что там должно быть?
— Да.
— Так откуда же нам знать, что они решают правильно?
Отец ответил многозначительной улыбкой — это всегда было верным знаком, что его приперли к стенке.
— Мы веруем, что если они работают со смирением и молитвой, Господь направляет их в трудах их.
— А если нет?
Мама поставила на стол четыре миски, отрезала четыре толстых ломтя хлеба.
— Не спорь с отцом! — сказала она.
— Кара, оставь его, детка, — сказал дед. — Пусть мальчик спрашивает.
Отец стал объяснять:
— Мы веруем, что Господь позаботится о том, чтобы донести до нас Слово Свое так, как считает нужным.
— Но то, что ты говоришь, нелогично!
— Не говори так с отцом! — снова вмешалась мама. — Ты еще мальчишка, ничего не знаешь.
— Почему же тогда, — спросил Билли, не обращая внимания на ее слова, — если Господь хотел, чтобы Слово Божие дошло до нас, он не направлял труды переписчиков и не позаботился о том, чтобы они не делали ошибок?
— Есть вещи, которые нам понять не дано, — сказал отец.
Этот ответ показался Билли совсем неубедительным.
— Если переписчики могли ошибаться, то наверняка ученые тоже.
— Мы должны верить, Билли!
— Верить — да, в Слово Божие. Но не каким-то ученым, изучающим греческий язык!
Мама села за стол и откинула со лба прядь волос с пробивающейся сединой.
— Значит, ты, как обычно, прав, а все остальные — нет?
Этот прием его всегда возмущал, потому что упрек выглядел справедливым. Не могло же быть, чтобы он оказался мудрее всех.
— Это не я прав, — попытался он спорить, — это же логика!
— Отстань ты со своей логикой, — сказала мама. — Ешь давай.
Тут открылась дверь и вошла миссис Дэй-Пони. На Веллингтон-роу это было в порядке вещей, стучались только чужие. Она была в переднике и мужских башмаках; то, что она собиралась сказать, было настолько срочно, что она даже не надела шляпы, выбегая из дома. С одного взгляда было видно, как она взволнована. В руке у нее был лист бумаги.
— Меня выселяют! — воскликнула она, взмахнув листком. — Что мне делать?
Отец поднялся со стула.
— Сядь, миссис Дэй-Пони, отдышись, — сказал он ровным голосом. — И дай-ка я взгляну на твое письмо.
Он взял листок из ее красных узловатых пальцев и положил на стол.
Билли заметил над текстом письма штамп «Кельтских минералов».
— «Уважаемая миссис Эванс, — читал вслух отец. — Дом по указанному адресу требуется для вселения работающего шахтера. — Большинство домов в Эйбрауэне построила компания „Кельтские минералы“. За прошедшие годы некоторые дома компания продала жильцам, в том числе и дом Уильямсов, но большинство домов по-прежнему принадлежало ей, а шахтеры были лишь арендаторами. — В соответствии с условиями аренды, я… — отец запнулся, и Билли увидел, что он поражен, — даю вам двухнедельный срок на то, чтобы съехать», — закончил он чтение.
— Подумать только, срок он дает! Она мужа похоронила полтора месяца назад! — воскликнула мама.
— Куда же мне идти, у меня пятеро детей!
Билли тоже был ошарашен. Как могла компания так поступить с женщиной, у которой муж погиб в их шахте?
— Подпись — «Председатель совета директоров Персиваль Джонс», — заключил отец.
— А что за условия аренды? — спросил Билли. — Я не слышал, чтобы рабочие заключали договор аренды.
— Отдельного договора никто не заключает, — ответил отец, — но это прописано в контракте. Мы уже бились с ними по этому вопросу — и проиграли. Теоретически дом человек получает вместе с работой, но вдов обычно не трогают. Иногда они все равно съезжают, переселяются к родным или еще куда-то. Часто снова выходят замуж за другого шахтера, и аренда переходит на него. Обычно в семье есть хотя бы один сын, который становится шахтером, когда подрастет. Так что выселять вдов не в интересах компании.
— Так почему же они хотят избавиться от меня и моих детей? — разрыдалась миссис Дэй.
— Персивалю ждать негоже, — заговорил дед. — Видно, он считает, что цены на уголь пойдут в рост. Потому, должно быть, и ввел воскресные смены.
Отец кивнул.
— Неважно почему, но они гонятся за выработкой, это точно. И пусть, но не за счет вдов! Я сделаю все возможное, чтобы этого не допустить.