Ночь над водой | Страница: 85

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Диана достаточно хорошо знала мужа и отлично понимала, что сейчас происходит в его голове. Хотя она ему уже сказала, что любит Марка, он слишком упрям, чтобы примириться, поэтому для него увидеть ее в объятиях чужого мужчины, страстно целующего ее в губы, конечно, шок.

Его лицо побагровело, густые брови взлетели вверх. На мгновение Диана подумала, что сейчас он бросится в драку, но Мервин отвернулся и пошел дальше.

— В чем дело? — спросил Марк, когда она наконец оторвались от его губ. Все это время он сидел спиной к проходу и ничего не видел. Она решила не говорить ему, так будет лучше.

— Тише, могут увидеть, — прошептала она. Он неохотно отодвинулся.

Сначала она почувствовала облегчение, но тут же начала сердиться. Какое право имеет Мервин преследовать ее по всему свету и каждый раз, когда она с Марком целуется, делать недовольное лицо. Брак не рабство, она ушла от него, он должен с этим примириться. Марк зажег сигарету. Нет, нужно поговорить с Мервином, сказать, чтобы оставил ее в покое, ушел из ее жизни.

Она встала.

— Пойду посмотрю, что в гостиной, а ты пока покури. — Не дожидаясь ответа, она вышла.

Диана уже убедилась, что сзади Мервина нет, поэтому пошла вперед. Толчки уменьшились, и идти было легче. В третьем отсеке его не было. В гостиной сидели мужчины, играли в преферанс, удобно расположившись в креслах, даже пристегнулись ремнями безопасности, на столах несколько бутылок виски, дым столбом. Она прошла дальше. Во втором отсеке одну сторону занимало семейство Оксенфордов. Все на борту знали, что лорд Оксенфорд оскорбил Карла Хартманна и его друга, барона Гейбона. Диана находила такое поведение возмутительным. Хорошо еще, что Мервин вступился, — безусловно, у него были и достоинства.

Затем она оказалась на кухне. Пока Дейви раскладывал постели в хвостовой части, Никки быстро мыл посуду. Напротив был мужской туалет, потом лестница на верхнюю палубу и еще дальше — первый отсек. Она предположила, что Мервин как раз в том отсеке, но там была только отдыхающая смена.

Она поднялась вверх по лестнице, мимоходом заметив, что наверху так же удобно, как и внизу. Однако момент был выбран неудачно, все члены экипажа оказались ужасно занятыми. Один из них подошел к ней.

— Мадам, в следующий раз я с удовольствием покажу вам палубу, но сейчас сильный шторм, и я прошу вас вернуться на ваше место и обязательно пристегнуть ремень.

«Наверное, Мервин в туалете, — подумала она, спускаясь по лестнице. — Итак, пока не ясно, где же он сидит».

Уже спустившись, у подножия лестницы она столкнулась с Марком. Диана опустила глаза, зная, что виду нее сейчас довольно виноватый.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Я хотел бы задать тебе аналогичный вопрос. — В его голосе появилась неприятная нотка.

— Просто ходила.

— Искала Мервина?

— Марк, не болтай глупостей. Почему ты сердишься?

— Потому что ты горишь от нетерпения видеть его.

Их беседу, к счастью, прервал Никки.

— Господа, возвращайтесь к себе, пожалуйста, там и договорите. Погода немного успокоилась, но скоро снова начнется «болтанка».

Они вернулись в отсек. Диана чувствовала себя по-дурацки. Надо же, ее преследуют двое — Мервин и Марк, — один ревнует к другому. Как глупо.

Они сели. Беседу продолжить не удалось, вернулись Оллис Филд и его подопечный. Фрэнк был в ярко-желтом шелковом халате, на спине изображение дракона, Филд — в стареньком шерстяном. Одним ловким движением Фрэнк скинул халат, под ним была красная пижама с белым кантом. Он поставил тапочки на ковер и забрался по лесенке наверх.

И тут, к своему ужасу, она увидела, как Филд вынул из кармана новенькие сверкающие наручники и тихо сказал что-то Фрэнку на ухо. Диана не расслышала ответа, но поняла, что Фрэнк протестует. Между тем Филд настаивал, и в итоге Фрэнк протянул ему одну руку. Филд защелкнул одно кольцо наручника ему на кисть, а другое зацепил за каркас полки. Затем наглухо задернул верхнюю штору, закрепил зажимы.

Значит, правда, что Фрэнк преступник.

— Черт, — прошептал Марк.

— И все же я не верю, что он убийца, — тихо сказала Диана.

— Я тоже. Хотя, даже если и летит четвертым классом, на каком-нибудь паршивеньком теплоходишке, заплатив всего пятьдесят долларов, и то безопаснее.

— Напрасно ему надели наручники. Парень наверняка не уснет, прикованный к своей кровати, даже не сможет повернуться.

— Нашла о чем думать. Какая ты добренькая! Этот тип, возможно, гнусный насильник, а ты волнуешься, что ему, видите ли, будет неудобно спать.

Она положила голову ему на плечо. Он погладил ее волосы. Еще минуту назад, казалось, он был в бешенстве, теперь все изменилось.

— Марк, — тихо прошептала она. — Ты думаешь, двое могут уместиться на одной койке?

— Милая, ты что, боишься шторма?

— Вовсе нет.

Он удивленно посмотрел на нее, но потом понял и улыбнулся.

— Думаю, да, хотя сразу предупреждаю, рядом лежать не удастся.

— А если боком?

— Слишком узко.

— Хорошо, так даже лучше. Кто-то будет сверху.

— Может быть, ты?

Она захихикала.

— Могу и я.

— Стоит подумать. А сколько ты весишь?

— Восемь стоунов[3] , не считая груди.

— Ладно, пойдем переоденемся?

Она сняла шляпку, бросила ее на сиденье. Марк вытащил снизу их чемоданчики: у него побольше — саквояж из разноцветной кожи, у нее плоский, маленький, тоже кожаный, но желто-коричневого цвета, у ручки — инициалы золотыми буквами.

Диана поднялась с места.

— Побыстрее, — попросил Марк, поцеловав ее в пухлые губы.

На секунду она прижалась к нему бедром и почувствовала его напряжение.

— О боже! Ты таким и останешься, когда вернешься из туалета?

— Не думаю. Если только быстренько сделаю пи-пи в иллюминатор. — Она засмеялась. — Но я покажу тебе, как снова сделать его твердым.

— Тогда не задерживай урок, Марк. Я способная ученица.

Марк взял саквояж и пошел в туалет переодеваться. Как только он вышел из отсека, ему на пути повстречался Мервин, который двигался в обратном направлении. Мужчины бросили друг на друга косые взгляды, как два кота через забор, но не проронили ни слова.

Диана удивилась, увидев Мервина в какой-то странной ночной рубашке из грубой фланели, с какими-то дурацкими широкими коричневыми полосками.

— Боже, что ты на себя такое надел? Надо же, просто шут гороховый.