— Вы видите другое объяснение?
— Увы, нет.
— В любом случае, может, новость про Гордино отвлечет внимание пассажиров от ужасной выходки отца за столом.
— Как вы думаете, почему он так поступил?
— Не знаю. Он не всегда был таким. Я помню его вполне нормальным человеком.
— Да уж, удивительно. Я встречал нескольких фашистов, и все они были довольно робкими типчиками.
— Неужели? Ведь фашисты выглядят такими агрессивными.
— Да. Но только внешне. В душе они трусы. Вот почему они, собственно, и маршируют без конца, словно оловянные солдатики, — так кажется безопаснее, им придает уверенности ощущение, что их много. И наоборот, они ненавидят демократию, где каждый — индивидуум, личность. При диктатуре спокойнее: все предсказуемо, не меняется политическая ситуация и правительства не уходят внезапно в отставку. Маргарет понимала, что в его словах много правды.
— Я помню, как он приходил в ярость поочередно от всех: то от коммунистов, то от сионистов, то от фениев[4] . Он всюду видел внутренних врагов, какую-то «пятую колонну», которая спит и видит поставить Британию на колени. Но уж к евреям подобный вздор не относится.
Гарри улыбнулся.
— Все правильно. Фашисты ненавидят всех и вся. Зачастую это люди, обиженные жизнью, ущербные…
— Точно. Вот так и отец. Когда умер дед и оставил ему имение, он внезапно обнаружил, что уже давно банкрот. Он бы обязательно разорился, если бы не мама. Баллотировался в парламент, но так и не стал его членом. А теперь вообще крах всего, вынужден бежать из собственной страны. — Ей внезапно показалось, что за эти несколько минут она узнала отца лучше — все-таки у Гарри аналитический ум. — Откуда вы все это узнали? Вы ведь не намного старше меня по возрасту?
Он пожал плечами.
— Рос в Баттерси — очень жаркое местечко, с точки зрения политики. Каких речей только не наслушаешься. К тому же там самая большая районная ячейка коммунистов в Лондоне.
Теперь, лучше поняв мотивы, лежавшие в основе отцовских выходок, ей стало даже как-то легче, не так стыдно. Конечно, нет оправдания его ужасному поведению, но все равно приятнее думать о нем, как о разочарованном неудачнике, чем взбалмошном осле, опасном для общества. Какой Гарри Маркс умный. Он, наверное, и впрямь может помочь ей начать самостоятельную жизнь. Хорошо бы не расставаться с ним после прибытия в Америку.
— Вы уже знаете, где будете жить в Штатах? — осторожно спросила Маргарет.
— Думаю, устроюсь в Нью-Йорке. Кое-какие деньги у меня есть, да и заработать сумею.
Все у него просто, он совершенно не волнуется. Возможно, мужчинам легче. Они не нуждаются в поддержке, как женщины.
— Нэнси Линеан предложила мне работу, — неожиданно для самой себя сказала она. — Однако, может случиться так, что она будет не в состоянии выполнить свое обещание, потому что ее брат хочет забрать всю компанию себе.
Он взглянул на нее, затем как-то странно отвел глаза в сторону, будто боялся решиться на что-то.
— Знаете, если вы, конечно, не возражаете, я бы тоже хотел вам чем-нибудь помочь.
Боже, она мечтала это услышать.
— Неужели? Как?
Он на секунду задумался. Трудно ожидать от него многого, ведь он еще сам не обустроился, тоже будет один в незнакомой стране.
— Ну, например, я могу помочь вам подыскать комнату.
— Это было, бы великолепно. Я никогда этим не занималась и даже не знаю, с какого конца подступиться.
— Сперва смотрите в газете.
— В какой?
— В разных.
— Там есть информация о сдаче квартир внаем?
— Там есть самые разные рекламные объявления.
— Странно, мы в семье получали «Таймс», в ней ничего подобного не было. А других газет отец не выписывал.
— Лучше смотреть в вечерних газетах.
Ей стало стыдно, что она не знает таких элементарных вещей.
— Я такая беспомощная. Мне действительно нужен друг, который бы мне помогал.
— Естественно, чтобы спасти вас от грязных типов, вроде Бенни-мальтийца.
— Спасибо. Все так неожиданно — сначала миссис Линеан, потом вы… Я уверена, с друзьями мне будет намного легче.
В гостиную вошел Дейви. Маргарет вдруг осознала, что толчки и качка прекратились, последние минут десять они летели спокойно.
— Господа, взгляните в иллюминаторы, — торжественно сказал стюард. — Вы сейчас увидите кое-что интересное.
Маргарет выглянула в окошко. Гарри отстегнул пояс, подошел и тоже взглянул ей через плечо. Самолет наклонился чуть влево. Внизу она увидела огромный пассажирский пароход, весь в разноцветных огнях, как Пикадилли-серкл[5] .
— Смотрите, они приветствуют нас, специально зажгли огни, сейчас, с началом войны, их тушат — боятся немецких подводных лодок.
Маргарет чувствовала дыхание Гарри, но нисколько не смущалась, это ей даже нравилось. Экипаж клипера, должно быть, связался по радио с кораблем — внизу все высыпали на палубу, приветственно махали вслед самолету. Люди были настолько близко, что Маргарет видела, в чем они одеты: на мужчинах дорогие вечерние костюмы, на женщинах длинные платья. У корабля, вероятно, была довольно высокая скорость, потому что некоторое время ему удавалось не отставать от «Боинга». Он стремительно рассекал носом волны. Это был восхитительный момент, когда они впервые ощутили, что не одни в океане. Маргарет смотрела в окно, как завороженная. Она на секунду взглянула на Гарри и увидела, что он тоже улыбается, очарованный прекрасной картиной. Одну руку он незаметно положил ей на талию, но стоял чуть сзади, так что никто ничего не видел. Прикосновение было легким, но Маргарет чувствовала под его горячими пальцами приятную дрожь в теле. Через минуту внизу потушили огни, и корабль скрылся в темноте, подобно «летучему голландцу». Пассажиры вернулись на свои места, и Гарри убрал руку.
Большинство уже отправились спать, в гостиной остались только несколько заядлых картежников да они с Гарри. Маргарет было неловко с ними наедине.
— Поздно, пойдемте к себе, — слова слетели с языка помимо желания, ей ведь не хотелось спать, а хотелось побыть с ним вдвоем.
Казалось, он разочарован.
— Сейчас, я еще посижу минутку.
Маргарет встала.
— Огромное спасибо за предложенную помощь.
— Что вы, не стоит.