Ещё два «рассечения» легли впереди «Горыныча», крест-накрест, каким-то чудом не коснувшись капота. Внедорожник снова тряхнуло, рыкнул Шатун, не уберёгшийся второй раз, как ни старался.
— Дай гранату! — Алмаз не собирался бросать экспериментов, надеясь хоть как-то уязвить творящийся за окнами «Горыныча» беспредел. — Не подыхать же, как тараканам под шлёпанцем…
— Типун тебе… — Лихо чуть не сорвалась на крик. — И в носоглотку, в пупок, в анус. Авось не сдохнем!
Время как будто притормозило, но не замерло, а потекло вязко, нехотя. Казалось, что мир бесповоротно и навсегда съехал с катушек, и пространство замкнулось вокруг, став нескончаемо неживым, расплывчатым. И виднеющийся впереди кусок шоссе, оставшийся нетронутым этой смазанностью, тоже становится неописуемо тесным, так что проехать по нему не способен даже велосипед, не говоря уже об изделии российского оборонного комплекса. Лихо потеряла счёт минутам, зная только, что, пока живо ощущение намертво сжатых на руле пальцев, она ещё живёт. Борется.
Порой казалось, что «хлысты-щупальца» неминуемо падают на «Горыныча» и сейчас бронированная сталь прогнётся, как гофрированный картон под ударом кувалды. Но секунды убегали прочь, и всё оставалось так же, без изменений…
А потом всё кончилось. Как-то сразу, торопливо, без последующих попыток возобновления. Пропало, расчистилось…
С животной радостью заорал Алмаз, так и не получивший требуемую гранату. Тихонько взвизгивал Книжник, по лицу которого катились слёзы — слёзы осознания, что они вырвались. Шатун со всей дури влепил кулачищем по спинке сиденья, губы распирала торжествующая улыбка.
— Не ломай совместное имущество, детина. — Лихо остановилась прямо посреди дороги, спустя минуту после того, как всё успокоилось. — Ах, сука — вырвались же! Вырвались! А-а-а-а-а-а-а!!!
Её в натуральном смысле слова трясло, но взгляд был адекватным, ликующим. Успокоившись, она стёрла кровь с подбородка и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула.
Вырвались!
— Хотела бы я знать, что это было. — Блондинка как-то неуверенно коснулась ладонями «баранки», словно проверяя, что всё это есть воочию. По-настоящему.
— Да понятно что. — Оттаявший лицом Алмаз чуточку нервно усмехнулся. — Возобновление пройденного, только с другим рейтингом. Танцульки Сдвига. Как вспомню, аж копчик вибрирует. Призрак поднимателя целины. Всё перепахано, в хвост и в гриву…
«Горыныч» тронулся с места, набирая скорость. Возникшая в кабине всеобщая нервозность понемногу улеглась, только Книжник порой оглядывался назад, словно ожидая, что кусок неожиданно вывалившейся им на голову преисподней снова начнёт свою игру в догонялки.
— Да не мозоль ты стекло глазами, трещина появится. — Лихо поморщилась от боли в прокушенной губе. — До чего ж я красивая стала… Синяк вполморды, губа расхристана. В кого же я превращусь, когда до финиша дорулим? Подумать страшно. Так, глядишь, и Книжник меня разлюбит. Эх, пертурбации…
Во взгляде Книжника ясно читалось, что он никогда и никого из присутствующих тут не разлюбит, ни при каких обстоятельствах. А особенно Лихо.
— Да вижу, вижу, — не удержавшись, фыркнула блондинка. — Любовь до гроба, а что касается дураков — не уверена. А вот, кажись, и Владимир на горизонте замаячил…
Через десять минут внедорожник въехал в город.
— Лепота. — Лихо с любопытством оглядывалась вокруг. — Была. Один Сдвиг напакостил столько, что никакие монголы не сдюжили бы. Притащить бы сюда этих, из параллельного, и заставить всё отрабатывать. В двойном размере. Скоты. Всю жизнь мечтала на Успенский собор посмотреть, и вот на тебе…
Белокаменный собор был почти разрушен. И лишь часть уцелевшей апсиды, с непонятно как держащейся на ней куском крыши с позолоченным куполом, изрядно потускневшим от новых погодных условий, гордо возвышалась над грудами битого камня. Креста на куполе не было. Вся эта конструкция, со стороны выглядевшая как корявая буква «Г» с нашлёпкой купола на конце горизонтальной палочки, навевала непонятную тоску.
— Не удивлюсь, если он скоро рухнет окончательно. — Алмаз обозрел вопиющее нарушение законов физики, которое являло собой представшее их взглядам зрелище. — Если уж «иголка» навернулась… Этому недоразумению — сам Сдвиг велел.
«Горыныч» медленно проехал мимо. На него лениво, но с понятным любопытством зыркало коренное население города, входившего в Золотое кольцо России. Естественно, этот почётный статус никто не отменял. Просто с наступлением Сдвига экскурсионный маршрут перестал существовать по вполне житейским причинам. По факту чего никто особенно не убивался, проблем хватало и без этого.
— Лихо, тормозни, что ли, — окликнул Шатун. — Отлить треба. Да и ноги бы размять… Задница уже ноет от одного положения.
Лихо сдала влево и остановилась. По бокам дороги были подходящие для нужд Шатуна развалины домов.
— Мальчики налево. А можно и направо. — Блондинка первая вылезла из кабины, с хрустом потянулась. — Дуйте. Я после вас сбегаю. Если, конечно, в мочевом пузыре ещё что-то булькает после последнего заезда. Наверное, всё по ноге стекло. И что характерно — мне за это нисколько не стыдно. Лучше быть живой и обоссавшейся, чем сухой и уже почти остывшей. У кого-то есть противоположное мнение?
Означенных мнений, как и следовало ожидать, не нашлось. Шатун галопом двинулся налево, на ходу расстёгивая мотню. Невтерпёж-ж-ж-ж… Книжник последовал за ним, стараясь не отставать. Мало ли что — не в Суровцах находимся.
Алмаз остался с блондинкой, стоически пересиливая увеличивающееся давление на мочевой пузырь.
— Шёл бы, чего терпеть? — сказала Лихо. — Места относительно цивилизованные, а уж если суждено преставиться от того, что именно сейчас остатки собора рухнут и мне прилетит маковкой прямо промеж прекрасных глазок… Супротив судьбины не попрёшь.
Алмаз помотал головой и уставился на что-то, находящееся за спиной блондинки. Лихо обернулась.
К ним, походочкой от бедра, подходила рыжая милашка лет двадцати пяти, одетая в лучших традициях женщины легковесного рода занятий.
Лихо спокойно ждала, сторожа каждое движение подходящей особы. Расслабляться не стоило: места хоть и цивилизованные, но не настолько, чтобы здесь все подряд были проникнуты пылкой любовью к ближнему. Не пытаясь обидеть его с помощью любой хреновины, по капризу конструктора снабжённой спусковым крючком и механизмом посыла патрона в ствол. После Сдвига, внесшего свой вклад во всё подряд, не обойдя умы человечества, и до наступивших перемен не подверженного альтруизму, цивилизованными можно было смело считать те места, где тебя не норовили продырявить на виду у всех. И только.
Особа подошла и остановилась в паре метров от Лихо, демонстративно держа руки на виду. Что нисколько не успокоило блондинку. Не факт, что у неё под юбчонкой не припасено какое-нибудь малогабаритное паскудство, способное шарахнуть по стоящему напротив него организму нисколько не человеколюбивее, чем собратья, имеющие калибр поувесистее.