— Тьфу ты! Чистоплюи хреновы! И нечего им было делать, как сюда таскаться? Нет, чтоб по-людски, под стенами дома кучи наваливать.
Замполит с досадой пнул камень и посмотрел на разбегающийся в обе стороны обрывистый берег. Посмотрел и застыл. Крик застрял в груди, а от страха Сан Саныч мгновенно покрылся липким холодным потом.
Славик лежал на спине и, глядя на проплывающие облака, увлеченно рассуждал об ожидающих его в скором будущем радостях жизни.
— Вернусь домой, буду месяц в райцентр ездить на дискотеки. Там девок, как червей после дождя в огороде. Меня, правда, провожала одна из соседней деревни, но, наверное, уже забыла. С год как писем не было. Да и черт с ней. Она моей мамке не нравилась. Я домой городскую привезу, вот тогда она узнает цену нашим деревенским. А у тебя, Санек, девчонка есть?
— Не знаю. Моя мама все время хотела, чтобы я встречался с дочерью наших знакомых.
— А ты?
— А мне она не нравилась. Вся в прыщах и ногти грызет.
— Да, негусто! — засмеялся Слава. — Когда я еще был духом, как ты, меня учил старый дембель. Был у нас такой старшина второй статьи Копыто. Уже, наверное, и забыл, что когда-то служил. Он говорил: уходить в армию надо, топая по лужам слез провожающих тебя девиц. А возвращаться по морю из их слез, когда ты начнешь выяснять, какая из них большая стерва, и какая чем занималась, пока ты их паскудный сон стерег. Не парься, Санек, интереса стоит только наша служба. Вернее, приближающийся с каждым днем дембель.
Внезапно Славик забеспокоился.
— Слушай, а когда мы домой вернемся? Я имею в виду — назад, в Западную Лицу? Вернее, в наше время! Как думаешь?
— Не знаю.
— Надо будет у старпома спросить. Блин! А то я уж испугался, что мой дембель в опасности. Да, точно, надо будет не забыть спросить. Он-то уж наверняка знает.
Славик, успокаиваясь, вновь растянулся, как ящерица на нагревшихся от солнца камнях.
— Ладно, это все лирика. Пора и об обеде подумать.
Он приподнялся на локтях и выглянул поверх выложенной каменной баррикады. На лодке работа постепенно затихла. То ли все сделали, то ли попрятались от солнца. По причалу слонялась пара матросов, возле дома стояли командир со старпомом, да еще несколько человек топталось на палубе лодки. И все. Слава сладко зевнул, потянулся, да так и замер с разведенными в стороны руками.
— Опаньки…
На противоположной стороне острова, выползши носом на песок, стоял серый торпедный катер, с палубы которого, как горох, сыпались солдаты и бежали цепью вдоль берега. Еще один катер маневрировал вблизи, нацелившись носом встать рядом с первым.
Славик, открыв рот, с полминуты наблюдал за высаживающимся десантом, затем, справившись с растерянностью, схватил Рябинина за плечо и толкнул в сторону лодки.
— Давай, Санек, дуй! Предупреди наших!
— А ты?
— А я здесь пока.
— Слава, я один не уйду.
— Что?! Ах ты, карасня желторотая! А ну марш отсюда! Совсем духи нюх потеряли. Брысь, я сказал!
Рефлекс молодого матроса все-таки сработал, и Рябинин побежал вниз.
— Слава…
Он остановился и жалобно посмотрел на наблюдавшего за немцами Пахомова.
— Говорю тебе, беги к нашим. Передай: их здесь человек пятьдесят, если не больше. Беги, Санек, не зли дедушку. А дедушка немножко повоюет.
Славик, чувствуя, что уже полностью справился с подрагивающими руками, лег возле получившейся в камнях бойницы и прижал к плечу приклад. Им вдруг овладела полнейшая безмятежность. Хладнокровно посмотрел на мелькающие внизу серые фигурки и выбрал ближайшую. Вспомнилось, как учили на стрельбище в учебке. Вдохнул… выдохнул… замер, посадил цель на пенек мушки и пла-а-вно нажал на курок. Автомат дернулся, ощутимо ударив в плечо. Немец внизу упал и остался лежать серым пятном на зеленой траве. Остальные залегли за камнями. Славик вытянул шею и выглянул. И тут же все побережье вспыхнуло еле заметными огоньками. Вал свинца обрушился на его укрытие. Камни разлетались в свистящие над головой крошки. Пули, отрикошетив, с жутким визгом взлетали в небо. В ушах зазвенело от какофонии. Еще мгновение, и стрельба прекратилась. Вновь стало тихо. Обхватив голову руками, Славик вжался в землю, боясь шелохнуться, чтобы не вызвать новый шквал огня. В наступившей тишине он услышал, как кто-то настойчиво повторяет его имя, и оглянулся. Внизу стояли командир со старпомом и размахивали руками. Старпом держал у рта мегафон и кричал, срывая голос:
— Пахомов! Быстрее вниз! Вниз!
— Сейчас, сейчас, товарищ капитан третьего ранга, — прошептал Славик, облизнув пересохшие губы. — Я их еще немного задержу и на лодку. Я тоже чего-то стою.
Выглянув, он увидел, что немцы ползут по склону в его направлении. А один из них подобрался совсем уже близко — рукой подать, метров двадцать, и можно его потрогать. Славик выстрелил. Немец упал и быстро отполз за ближайший камень. Но укрытие было мало для его массивной фигуры. Славику была видна его серая спина. Славик попытался успокоиться и прицелился. Так, как там учили… вдохнул, выдохнул.
Вдруг через него перелетело что-то похожее на бутылку и глухо шлепнулось за спиной. Слава обернулся и обмер. Рядом медленно катилась под уклон граната с длинной деревянной ручкой. Еще чуть-чуть, и она докатится до края обрыва и полетит вниз. Всего через несколько секунд. Но судьба этих секунд Славику не подарила. Возле его ног глухо ухнуло, вмиг превратив спину в кровавое месиво. Оставив на камнях бурые пятна, он покатился в пропасть, прижимая к груди автомат.
Артем задумчиво брел по берегу, глядя на накатывающие на песок волны. Габи шла впереди. Наконец она не выдержала повисшей тишины и спросила:
— Артем, ты чем-то обеспокоен? Ты все время молчишь.
— Ты тоже молчишь.
— Хорошо, тогда я скажу. Я вот иду и думаю — кто вы такие? Почему ты о себе ничего не рассказываешь? Почему ты избегаешь этого разговора?
— Как-нибудь потом, Габи.
— Когда? Почему не сейчас?
— Когда-нибудь я не выдержу и все тебе расскажу.
— Когда же это произойдет?
— Когда? Есть для меня две святые даты. Это последнее воскресенье июля и — скоро наступит — третье воскресенье июня. Ты меня прости, но в эти дни я превращаюсь в свинью. В прошлом году в Мурманске долго помнили мой загул. Когда я выдохнусь и спою песню «Прощайте, скалистые горы», ты мне еще раз задай этот вопрос. Но обязательно верь мне, потому что я буду говорить правду, какой бы невероятной она тебе ни показалась. А пока наберись терпения.
— Хорошо, я подожду. Итак, мы выяснили, что волновало меня. Теперь твой черед рассказать, что тревожит тебя.
— Ничего особенного. Так, думаю над недавним разговором по рации. Скажи, зачем надо вызывать по радио метеостанцию? Не для того ли, чтобы взять сводку погоды?