Долгов не сразу нашелся, что ответить. Он даже обернулся, может, кто-то еще рядом стоит и особист визжит на него? Оказывается, нет. Это он так о нас.
— Ты пистолетик спрячь, — ласковым тоном наставника обратился он к Федорову. — А то еще ножку прострелишь.
— Да я тебе! Да я!..
Особист так и не смог придумать, что он сделает со старпомом, и, задыхаясь от злости, прохрипел:
— На допрос! Живо! Сейчас я все из тебя выбью! Сейчас ты мне все расскажешь! У Федорова молчунов не бывает!
Понимая, что с ним лучше не спорить, поскольку пьяный дурак может пальнуть уже не в воздух, а в него, старпом вошел в каюту. Федоров прикрыл за собой дверь и боком, держа Долгова под прицелом, протиснулся к столу.
— Ну что, фашистский прихвостень, сам расскажешь, как немцам продался? Или будешь изворачиваться? Но я тебя быстро к стенке прижму! Ты вот это видел?!
Федоров схватил со стола телеграмму и помахал ею перед носом Долгова. Выкатившиеся из орбит глаза и запекшиеся вокруг рта слюни придавали ему сходство с сорвавшимся с цепи псом. Небольшая каюта мгновенно наполнилась запахом перегара. Долгов поморщился. Он посмотрел на желтый лист бумаги в руках особиста и спросил:
— Ну и что это?
— Твой приговор! Я тебе сразу не поверил. Но решил проверить и дал запрос в Москву — присылали ко мне кого-нибудь или нет? Так вот он, ответ! Никто никого никуда не посылал! Как я тебя прихватил? Чувствуешь руку опытного чекиста?
Старпом потерял ход мыслей Федорова и озадаченно произнес:
— Каждой крысе нравится, как она кусается… Да только не пойму — что ты несешь? Какой запрос? Какая Москва? Ты вообще о чем говоришь?
— Рассказывай, рассказывай! Да только не выкрутиться тебе из моих цепких рук! Я врага народа за версту чувствую! Если ты не из Москвы, то откуда ты здесь взялся? Молчи! Я и сам знаю! Немцы тебя нам подсунули, чтобы ты на нас самолеты наводил! Что?! Молчишь?! Ничего, заговоришь! Не остановить тебя будет, когда я тебя к стенке поставлю!
Все еще не понимая, с чего вдруг особист принял его за шпиона, старпом, стараясь успокоить взвинченного Федорова, продолжал говорить с ним ласково, как с ребенком:
— Давай так: ты пистолет положи на стол и не размахивай, а то на пол уронишь. А я тебе сейчас все расскажу.
— Да я и так все знаю! У тебя на лбу «предатель» написано! Как же тебя к нам на танкер подсунули? На подводной лодке?
«Ого! — удивился про себя Долгов. — Может, и вправду существует чекистская интуиция?»
— Меня подобрали с американского торпедированного парохода. Ты бы хоть у капитана и команды поспрашивал, прежде чем истерику закатывать.
— А ты мне зубы не заговаривай! С какого еще парохода?
— С американского! С того, что впереди вас шел. Которому, пока ты спал, немцы торпеду всадили.
На мгновение на лбу у Федорова обозначилась извилина раздумья. Что-то, кажется, об этом кто-то из матросов говорил. Он потянулся к стоявшей под столом бутылке. От крика во рту пересохло, как в перегретой духовке. Жадно присосался к горлышку, облился и, утерев рукавом рот, криво усмехнулся.
— Складно врешь, да не на того напал.
Федоров отставил бутылку и направил пистолет в лоб Долгову.
— А теперь задери тельник и давай мне то, что ты там прячешь. Я еще днем заметил, как у тебя брюхо оттопыривается.
Старпом напряженно замер. А вот это уже было совсем ни к чему. О рации никто знать не должен. И как этот пьяница ее углядел? Никто ведь больше не заметил. Плоская маленькая коробочка сливалась с телом, затерявшись в складках брюк и тельняшки. Он втянул живот и безразличным голосом сказал:
— Трудовой мозоль у меня там. Не всем показываю. Или, может, мне еще и штаны снять?
Рядом с ухом, опалив лицо пороховым выхлопом, грянул выстрел. В тесной каюте, отрикошетив от стальной перегородки, пуля выбила сноп искр и скрылась в ворохе тряпок, сваленных на койке особиста.
— Следующая пуля между глаз, — довольный произведенным эффектом, предупредил Федоров.
Он по-ковбойски дунул в дымящийся ствол и направил пистолет в побледневшее лицо старпома.
«А ведь выстрелит, — с досадой подумал Долгов. — Когда вместо мозгов плещется виски, то и скромный Рябинин превратится в неуправляемого бегемота, а уж с Федоровым вообще случай отдельный и тяжелый».
— Давай, давай! — особист нетерпеливо протянул руку. — А то мне легче тебя пристрелить и самому забрать, что ты там прячешь.
Стараясь не делать резких движений, Долгов медленно запустил ладонь под тельняшку и подал Федорову черную, замотанную в полиэтилен, коробочку рации. В ушах звенело от выстрела и очень хотелось тряхнуть головой, чтобы вернуть слух, но он опасался, что взвинченный до предела особист не выдержит и еще раз нажмет на курок. Все еще дымящийся ствол ТТ раскачивался всего в метре от его лица. С такого расстояния Федоров не промахнется, даже если будет от виски еле живой.
— Так вот чем ты немцев на нас наводишь! Фашистское отродье! Сейчас я буду тебя судить по законам военного времени. Не получат больше твои хозяева от тебя весточку! Мы сейчас ее вот так…
Особист бросил рацию на пол и придавил каблуком. Послышался слабый хруст, и через разорвавшийся пакет показались обломки пластмассового корпуса.
— Стоять!
Федоров направил ствол на дернувшегося вперед старпома.
— А теперь твоя очередь, фашистский ублюдок.
Долгов увидел, как побелел, напрягаясь, палец особиста на спусковом крючке. Нужно было что-то делать, и делать срочно. И тут вернувшимся слухом он услышал пока еще отдаленный, но нарастающий гул. Винты самолетов гудят одинаково в любую эпоху. Налет, которого он так ждал, начинался, а Долгов ничего не мог сделать. Как прибитый к полугвоздями, он стоял на месте и смотрел в черный глазок пистолета. Будто капли сквозь пальцы вытекали бесценные секунды, а он так и не придумал, что делать. Неожиданно подсказку подарил ему сам Федоров. Все еще упиваясь властью и собственным величием, он ничего не слышал и, облизывая пересохшие губы, громогласно разглагольствовал:
— Сколько змее ни вертеться, а все равно ей на хвост наступят. Ты думал, так и будешь свое черное дело творить? А нет! Встал на твоем предательском пути чекист Федоров! Да я врагов народа десятками к стенке ставил! Да что десятками — сотнями! А ты думал, что я с тобой не справлюсь?
Федорова понесло. Мутные глаза блестели, розовые щеки покрылись алыми пятнами. На лице блуждала улыбка фанатика, перемноженная на саркастическую ухмылку демона.
— Да я фашиста за версту чувствую! Да я могу его найти хоть за Уралом, хоть в Сибири. Да что в Сибири? Я их в Москве, знаешь, сколько выявил? Да меня сам товарищ Берия знает! Да мне сам Меркулов пистолет вручил!
Гул за окном становился все отчетливее. Где-то вдалеке послышались первые хлопки зениток. Долгов оглянулся на прикрытую дверь. Больше тянуть было нельзя!