— Идея неплохая, вот только можно ли им доверять?
— Установим вахту, распределим дежурства. Половина команды останется на берегу, остальные — на лодке. Затем будем поочередно менять людей. Так же и с офицерами. Здесь мы сможем держать под контролем губернатора, и нам не придется доказывать каждое утро свое превосходство стрельбой из пушки, если у него вдруг проснется боевой дух.
Гюнтер поднялся из-за стола и, не обращая внимания на поднявшего брови губернатора, двинулся вокруг пляшущей толпы.
— Идемте, Отто, осмотрим наше новое жилище.
Ему под ноги рухнул кто-то из команды. Кюхельман не успел разглядеть перепачканное глиной лицо. Матрос вскочил и нырнул в толпу танцующих испанцев и подводников. Мелькнул лишь шеврон торпедиста.
«Таких действительно опасно перевозить на лодку, — подумал Гюнтер. — Половину растеряем по пути».
— Дон Диего, кажется, мы уже достаточно повеселились. Прикажите укатить бочонок.
Губернатор удивился еще больше. Красные глаза возмущенно округлились.
— Помилуйте, сеньор! Да мы еще и не начинали!
Гюнтер застонал, покачав головой.
Рядом, подпрыгивая в такт барабану, сидел Вагнер. Он торопился расправиться с тушкой фазана и присоединиться к общему веселью, но, наткнувшись на жесткий взгляд командира, едва не подавился.
— Мы со старпомом осмотрим нашу новую казарму. — Кюхельман сверлил взглядом виновато потупившегося лейтенанта. — А ты, Герберт, прекращай эту вакханалию и приводи в чувство команду.
Дон Диего вызвался на правах хозяина их проводить, с сожалением отдавая собаке недоеденный кусок мяса. Он тщательно вытер руки о бороду, поправил съехавший ремень со шпагой и, тяжело поднявшись из-за стола, пошел напрямик в сторону барака. Впереди него, расталкивая разгулявшуюся толпу, шли Томас и Чуи. За ними следовали Кюхельман со старпомом и Удо.
Забор из заостренных кольев в некоторых местах наклонился, подмытый частыми дождями, но в общем был все еще крепким и местами превышал рост человека. Массивные ворота с трудом сдвинулись под руками Томаса. Небольшой внутренний двор был завален корабельным хламом. В центре красовалась черная от смолы шлюпка с проломленным дном, за ней из земли торчал ржавый якорь. Дверь в барак была открыта настежь, и в темном проеме виднелась присыпанная соломой разбитая корабельная пушка.
— Море иногда выносит на берег последствия кораблекрушений, а мы собираем их здесь, — объяснил дон Диего необычную коллекцию обломков кораблей.
Гюнтер задумался о том, как море могло вынести на берег якорь и пушку, но уточнять у губернатора не стал.
Внутри барак действительно был завален до половины соломой, и Отто едва справился с желанием рухнуть в эту мягкую гору и уснуть.
— Здесь вполне хватит места, чтобы разместить половину экипажа, — произнес он, разглядывая висящие с потолка корабельные гамаки. — Немного досок, чтобы заколотить окна и смастерить что-то похожее на койки, и получится фешенебельная гостиница.
Гюнтер кивнул, вполне довольный осмотром и соглашаясь с оценкой старпома.
— Это даже лучше, чем я мог предполагать, — обратился он к губернатору. — Мы немного здесь изменим обстановку и отремонтируем стены, но в целом все останется как было до нас.
— Как вам угодно, — ответил дон Диего. — Если понадобится помощь, мои люди в вашем распоряжении.
— Вы читаете мои мысли. — Гюнтер решил воспользоваться предложением. — Вашим плотникам наверняка не составит труда построить для нас отдельный причал поближе к этому дому. Так и у вас под ногами не будут путаться мои люди. И еще я хотел бы, чтобы вы предупредили ваших жителей, что на время нашего пребывания территория, огражденная забором, — Гюнтер чуть не сказал, что этот клочок земли теперь считается территорией Германии, но, спохватившись, закончил: — для них закрыта.
Дон Диего вновь удивленно поднял брови, но промолчал. Он поклонился, скрыв шляпой лицо, и зашагал прочь.
Кюхельман задумчиво посмотрел ему вслед:
— Отто, у вас не создается впечатление, что все пошло не так, как хотелось? Лично я представлял наши отношения с этими дикарями несколько иначе.
— Еще бы! Конечно, мы ожидали, что перед нами упадут на колени и будут молить о пощаде. Или, по крайней мере, начнут рисовать с нас иконы, но, сами видите, — не тот случай. И, кажется, я понимаю, в чем дело. Наши историки описывают эти времена как темные и невежественные. Возможно, это и так. Но их не назовешь временем трусости и нерешительности. Не каждого офицера нашего штаба вы уговорите добровольно пересечь Атлантический океан на нашей надежной подводной лодке, а эти ходят по нему вдоль и поперек на таких судах, на которые без слез смотреть невозможно. Для них жизнь — копейка. Они легко отбирают ее у других, но и всегда готовы к тому, что завтра кто-то отберет ее у них. Они живут одним днем. Дожить до пятидесяти лет — это все равно что в наше время заслужить Рыцарский крест на шею. А чем мы им угрожаем? Тем, что отберем жизнь? Так они не очень-то этого и боятся. Сыграть на суеверии мы могли бы где-нибудь в Европе, а здесь они свободны.
— Что же нам делать?
— Здесь уважают силу, и пока мы их сильнее, нам опасаться нечего.
Гюнтер задумчиво кивнул. Затем он увидел в раскрытые ворота, как Герберт пытается утихомирить разгулявшихся подводников. Он выдергивал их за шиворот из толпы и ставил в строй. Тех, что были потрезвее, определял в первую шеренгу. А тех, которые уже успели порядком набраться, прятал за спины товарищей.
Гюнтер вышел за забор, поправил капитанскую фуражку и критическим взглядом оценил состояние своей команды. Первая шеренга, увидав его, попыталась встать по стойке «смирно», вытянув руки по швам.
— Я первый и последний раз прощаю вас за невыполнение моего приказа! — грозно произнес Гюнтер и хмуро сдвинул брови. — Того, кто еще раз напьется, я лишу схода на берег и определю на самую тяжелую работу на лодке!
Кто-то пьяно захихикал в заднем ряду.
Безнадежно махнув рукой, Гюнтер повернулся к Вагнеру:
— Давай всех в барак.
«Придется воспитательную работу перенести на утро, когда проспятся», — подумал он.
Подождав, когда вся команда зайдет в барак, Гюнтер подошел к старпому:
— Скоро стемнеет. Утром организуем смену на лодке, а сейчас надо запереть ворота и выставить вахту. Подумайте, Отто, кого можно определить на первую ночь.
— А что здесь думать? Вам, как командиру, такое дежурство по определению не положено, а из остальных, кто способен нести вахту, — это я да вот Удо.
Старпом, улыбнувшись, снял наручные часы с орлом на циферблате и вручил их доминиканцу:
— Держи, радист! В час разбудишь.
Довольный, что так легко решил проблему, Отто ушел в барак, отыскал среди бесчувственных тел свободное место и с наслаждением рухнул в ароматное сено, осуществив давно мучившую его мечту.