Рядом с кассой был бар, перед ним стояло три высоких табурета. Один – с лопнувшей обивкой. Над кофейной машиной на стене был прикреплен американский флаг, рядом стоял старый телевизор. Многообещающе. И газеты были, даже много, хоть и лежали в беспорядке и пожелтели от времени.
Маркус нашёл «Washington Post», датированную началом февраля, другие газеты были либо ещё старше, либо местные, так что проку от них не было.
– Новые больше не поступают, – объяснил надтреснутый голос.
Маркус обернулся. Из-за полки выступила старуха, опираясь на клюку карамельно-розового цвета.
– Машина не приходит, – продолжала она. – Не знаю, почему. Я звонила, но так и не поняла, чего они мне объясняли.
Маркус взял «Post».
– Ничего. Возьму вот это. – Старая газета была ему даже больше кстати, чтобы узнать о том, что произошло в мире за это время. В Саудовской Аравии был новый король, к тому же избранный народом. Это было интересно.
– Я вам отдам её за доллар. Потому что она уже не новая.
Маркус выудил из кармана долларовую купюру и положил её у кассы.
– Скажите, а нельзя ли кофе?
– Только свежезаваренный. Одна чашка. Семьдесят центов.
– О'кей.
Она достала из коробки фильтр и вставила его в машину.
– С молоком? – спросила она, пока аппарат шипел, и взяла молочную бутылку, в которой была какая-то бледная, творожистая субстанция. – О, оно уже испортилось.
– Я всё равно пью только чёрный, – поспешно сказал Маркус.
– И без сахара? – Она взяла чашку и половину расплескала, пока донесла до стойки.
– Не надо, спасибо. – Маркус указал на полку, где лежали печенья, упакованные поштучно. – Можно взять вот это?
– Цена на упаковках.
Он выбрал себе безымянное овсяное печенье с не очень толстым слоем сахарной глазури. На вкус оно было как солома. Маркус поискал на упаковке срок годности и обнаружил, что он истек ещё полгода назад.
– Все уехали, – сказала женщина. – Хотели и меня заставить уехать вместе с ними, представляете? А кто же позаботится о кошках, спросила я. И кто присмотрит за магазином? Кто-то же должен за ним присмотреть. – Она с сомнением оглядела свои запасы. – Ну вот. Сейчас почти никто не приходит. Можно было бы, наверно, и уехать.
С виду ей было не меньше восьмидесяти. Седая, измождённая, растрёпанная. Вдоль лица виднелись белые линии – возможно, шрамы от подтяжек. От неё исходил сладковатый запах духов, к которому примешивались следы других, неаппетитных ароматов.
В следующем посёлке ему придётся попросить, чтобы кого-нибудь прислали за ней. Но в полицию он не пойдёт. Разве только анонимно позвонит.
Это навело его на мысль.
– Скажите, а телефон у вас работает?
Она недоверчиво глянула на него.
– А что с ним сделается?
– А нельзя ли мне позвонить?
Она издала чавкающий звук.
– Двадцать центов за единицу. Только я должна надеть очки, иначе не увижу счётчик.
Телефон действительно работал. Даже связь с заграницей установилась без проблем. Пока шли гудки, Маркус соображал, который сейчас час в Германии. Ведь не ночь же, а? Нет, если здесь часов десять, то там… восемнадцать? Вечер.
– Вестерманн, – ответил звучный голос Фридера.
– Привет, брат! – сказал Маркус. – Это я.
Тот ахнул:
– Ну и выдержка у тебя! Исчезаешь на несколько месяцев, а потом просто говоришь «привет»!
– А что мне ещё говорить?
Фридер помедлил.
– Тоже верно. – Кажется, он всерьёз за него тревожился. С другой стороны, чему удивляться после того, как цивилизация столкнулась с айсбергом по имени «Peak Oil» и уже готова была затонуть. – Ты где? И как ты там?
– Я где-то в Айдахо, и я в порядке… Ну, не очень хорошо, но и не плохо. – Маркус кашлянул. – Чего я звоню… Ты был прав. Отца убили. Я встретил одного человека, который был в этом замешан.
– И кто он?
– Он уже умер.
– Нет, я имею в виду, он был из ЦРУ?
– Вроде того. – И Маркус коротко обрисовал брату то, что узнал от Таггарда, а потом спросил: – Тебе о чём-нибудь говорит понятие «остракция»?
– Остракция? – Фридер долго раздумывал. – Нет. Никогда не слышал.
– Вокруг неё всё и вертелось. Это был какой-то метод.
– Мне это ни о чём не говорит, – сказал Фридер. – Единственное, что я знаю, – отец считал это самым значительным своим изобретением.
– Видимо, не только он.
Фридер вздохнул.
– При том что и другие его изобретения тоже не были пустяком. Знаешь… Нет, ты не знаешь. Итак: может случиться, что солярная установка отца ещё совершит прорыв и будет внедрена.
– А разве она не внедрена уже давно? Ну, ведь твоя фирма…
– Приспособить принцип действия к жарким странам, это я имею в виду. – Фридер улыбнулся, это было слышно. – Не без твоего участия, кстати.
– Как это?
– После того как ты сбежал, мне пришлось забирать твои вещи из клиники. При этом я познакомился с одним арабом, который заинтересовался солярной установкой над реабилитационным бассейном. И – неисповедимы пути Господни – этот человек теперь стал саудовским королём и хочет заказать сооружение пробной установки в пустыне. Мне заказать.
– Поздравляю, – сказал Маркус и глянул на свою газету. Там был портрет короля, если это он. Старый человек с яркими чертами, в белом головном платке.
– Тут сейчас как раз всё закрутилось, – сказал Фридер.
– Здорово. – Он бы ему ещё кое-что сказал, но вспомнил про систему «ECHELON», компьютеры которой прослушивают все телефонные разговоры по всему миру, и решил оставить это при себе.
Они попрощались, Маркус пообещал как можно скорее позвонить снова и так далее. После этого он без особой надежды порылся на стенде с картами и путеводителями и, к своему удивлению, нашёл. Карта северо-восточного Орегона, которую он купил, была, несомненно, уже не новая, но это не играло роли. Он нашёл ещё два почтовых конверта вместе с бумагой, расплатился и поехал дальше.
Америка, по которой он ехал, уже была не той страной, какую он знал.
Дороги, в том числе и четырёх-шестиполосные автострады, были пусты, как будто по телевизору шла прямая трансляция чемпионата по бейсболу или чума скосила всех жителей. Если и попадалось какое транспортное средство, то это был автобус или грузовик; легковых автомобилей Маркус почти не видел.
Это было неприятно, ибо имело следствием то, что на его машину обращали слишком пристальное внимание. Когда он проезжал мимо автобуса, все пассажиры поворачивали головы; если на обочине стояли люди, они прекращали разговоры и провожали его глазами. И некоторые из этих людей носили кожаный ремень с револьвером в кобуре.