– Да вы боитесь Его! – растерянно прохрипел Каун. – Вы боитесь Того, кого якобы почитаете!

Скарфаро посмотрел на него сверху вниз своими сверкающими глазами.

– На сей счёт мы не заблуждаемся, – сказал он наконец. – Настоящий Иисус и сегодня был бы нарушителем спокойствия, угрозой общему порядку, государственным преступником номер один. – Глаза его сузились в щёлки. – Только на сей раз процесс над ним пришлось бы вершить нам.

38

Предлагаемые гипотезы и выводы могут показаться неправдоподобными; но это всё, что мы можем предложить в качестве объяснения. Мы не берём на себя смелость судить, имеет ли всё, что было проделано, научное значение. Может быть, это заключительное суждение было бы менее обескураживающим, если бы важнейшие археологические находки – скелет и инструкция к видеокамере – не были похищены из реставрационной лаборатории Рокфеллеровского музея при невыясненных обстоятельствах. Всё, что нам осталось от этих находок века, – это фотографии и видеозапись первого лабораторного исследования.

Профессор Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».

Ему никогда не забыть то утро, никогда не забыть то письмо – невзрачный листок бумаги, сложенный и запечатанный, который он получил из рук в руки от начальника папского информационного центра с тем, чтобы безотлагательно и срочно, через высокие залы, длинные коридоры и высокие лестницы отнести его, ни минуты не медля, и вручить прямо в руки Святого отца. Ему никогда не забыть то благоговение, от которого он содрогнулся в первый момент, когда переступил порог личных покоев Папы – он, простой молодой монах. Святой отец сидел в своём высоком кресле со спинкой, у самого окна, и молился. Или спал, со стороны трудно было определить. Монах остановился на подобающем расстоянии и не знал, что ему делать. Не медля ни минуты, было ему приказано. Он не потерял ни одной минуты, он чуть не задохнулся от спешки. Но не мог же он нарушить покой Папы Римского!

Он с облегчением вздохнул, когда Святой отец разрешил раздирающее его противоречие, открыв глаза и тёплой улыбкой дав ему знак подойти ближе.

– Что у тебя есть для меня, сын мой? – спросил он шёпотом.

– Срочное известие из Израиля, ваше Священство.

Он протянул ему записку с посланием. И потом снова стоял в ожидании, пока Папа своими закостеневшими пальцами сломает печать и развернёт листок бумаги. Он смотрел, как Папа читает написанное.

Ему показалось, что прямо на его глазах происходит распад человека, стоящего во главе церкви. Что бы ни содержало это послание, оно, казалось, высосало из тела Папы все жизненные силы. Лицо Святого отца посерело и побледнело, как будто в эту минуту за ним явилась Смерть. Рука его судорожно сжала листок бумаги, затем смяла его и бессильно упала на колени, тогда как взгляд в это время был устремлён через окно на небо.

– Этого я не хотел, – в ужасе прошептал Папа. – Этого я не велел тебе, Луиджи, нет…

Впоследствии всю оставшуюся жизнь молодой монах спрашивал себя, что могли означать эти слова.

* * *

Он стоял в своём кабинете, который наконец снова перешёл к нему, и следил через открытое окно за отъездом Скарфаро и его гладколицых спутников. Никакие силы не заставили бы его выйти во двор, чтобы попрощаться и проводить их.

Когда вчера поздним вечером они вернулись откуда-то, вид у них был тревожный, взволнованный, и от них так и веяло чем-то невыразимо злым, холодным и тёмным. Как будто они только что совершили какое-то чудовищное преступление.

Но с чем бы они ни прибыли в Иерусалим, их миссия была исполнена. И они вдруг сильно заторопились. Скарфаро поставил Лукаса в известность, что наутро они намерены уехать, и спросил, где, собственно, их машина? Всё это резким, пренебрежительным тоном, как будто он разговаривал с тупоголовым слугой. И патер Лукас проглотил то, что он, собственно, хотел на это ответить, как он проглатывал всё с тех пор, как сюда нагрянул этот человек из Рима, и сказал лишь, что из мастерской звонили и сообщили, что машина готова, её можно забрать.

– Ну? – несдержанно рявкнул Скарфаро.

– Извините, я не понимаю…

– Если машина готова, – отчитал его Скарфаро, – значит, заберите её!

Поэтому сегодня рано утром он специально встал пораньше и первым автобусом поехал через весь город в мастерскую, чтобы ждать там у дверей, пока она откроется. Оплатил счёт, естественно – из тех пожертвований, которые давали на храм мелкие лавочники и бедные старушки! И потом пригнал машину через весь город сквозь нарастающие утренние пробки.

А теперь он смотрел, как люди из Рима погружают в багажник свою небольшую кладь, как рассаживаются по местам и решают между собой, кто поведёт машину. Он надеялся, что больше никогда в жизни ему не придётся их видеть – ни вместе, ни по отдельности.

Равно как и надеялся никогда не узнать, что было у них в сумке, которую они взяли с собой. Что они делали ночью на кухне? По всему дому разносились странные шумы, от которых почему-то мороз шёл по коже. Брат Джеффри был встревожен и пришёл к нему, но пойти на кухню и посмотреть не осмелился. Тогда Лукас сам отправился туда. Просунув голову в дверь, он увидел, как эти люди вынимают из сумки обломки какого-то прибора, похожего на радио, рубят их тесаком и разбивают молотком для мяса и держат потом салатными щипцами над ярким пламенем газовой конфорки, а сжигаемое с вонью плавится и сгорает. Это выглядело так, будто они были заняты уничтожением следов какого-то преступления. В следующий момент один из них встал перед патером Лукасом, загородив собой всё происходящее, и недвусмысленно дал понять, что ему здесь нечего делать.

Зазвонил телефон. Патер Лукас не хотел брать трубку, предаваясь своим мыслям, но телефон настойчиво продолжал звонить. Он ответил:

– Алло!

Он узнал голос звонившего. То был хозяин мастерской. Хриплый, подхалимский голос.

– Да? – спросил патер Лукас как можно короче. Он видел этого парня сегодня утром. И считал, что для одного дня этого более, чем достаточно.

– Машина, которую вы забрали сегодня утром, – прохрипел голос, – имеет один дефект.

Тупой, прожорливый детина, – подумал про него Лукас. – Но зато католик, не так ли? А это главное.

– Я думал, вы её починили? – спросил он и с удовлетворением отметил нарастающую резкость в своём голосе. Надо бы его отлучить от церкви. – Или за что я сегодня утром заплатил вам по счёту?

– Нет… Да… Её починили, но кто-то из мастеров забыл снова поставить защитные хомуты на гидравлические трубки тормозов! Я только что спускался в мастерскую и увидел, что они там лежат…

– Защитные хомуты.

– Да. Защитные хомуты.

– А что это значит?

Голос приобрёл жалобные нотки:

– Как бы это объяснить… Защитные хомуты не дают гидравлическим шлангам соскочить со штуцера, понимаете? Если какая-то вибрация, сотрясение машины на выбоинах или кочках… Даже когда водитель просто тормозит, то шланги понемногу соскальзывают со штуцеров. Этот автомобиль ни в коем случае никуда не должен трогаться с места, пока мы его не починим, слышите? Сейчас я кого-нибудь пришлю, кто-нибудь из мастеров приедет к вам с хомутами.