И он отключился.
Любопытство во мне пересилило страх. Через толпу я пробрался к названному им месту. У лотка, облокотившись о прилавок, уже стоял он, в своем обычном вардлинитском тряпье, и пил молочный коктейль. На его усах висели белые капельки. Завидев меня, он втянул в себя остатки напитка с такой силой, что соломинка забулькала, и бросил стаканчик в контейнер для мусора. На этот раз он показался мне смуглее, чем я помнил, — казалось, будто внутри него разрослась какая-то тень и зачернила ему лицо.
— Пошли, — сказал он.
— Погоди! — ответил я. — Куда пошли-то?
Он промокнул усы тыльной стороной ладони.
— Думаешь, я средство от Трита в кармане таскаю? — И он надвинул шляпу на самые глаза. — Хотя, может, и так. Но сначала все равно надо его самого найти. Придется взять твою машину. Моя в ремонте.
— Постой, погоди-ка. Да кто ты, черт побери, такой?
— Человек с такими мозгами, как у тебя, сам должен знать, а не задавать глупые вопросы.
— И что же у меня за мозги такие?
— А ты забыл? Ну так пойди загляни в свой «Молитвенник». Там все черным по белому написано.
Я уже решил не слезать с него до тех пор, пока он не расколется, но он перебил меня.
— Нет у меня времени дерьмовые разговоры разговаривать, — сказал он. — У тебя два варианта. Либо ты решаешь, что я слетевший с катушек фанат, который собирается умыкнуть тебя и запереть в темнице, где ты будешь до конца своих дней строчить ему молитвы, ну, или еще что-нибудь в этом роде, либо ты говоришь себе: «Похоже, этот парень дело говорит. Может, и стоит взглянуть, что он там предлагает, потому что как раз сейчас Монро Трит превратил мою жизнь в ад, так что мне любая помощь не помешает». — Он поддернул ремень — на пряжке блеснул черный оникс. — Выбирай.
Я стоял перед ним, не зная, на что решиться.
— Может, мне лучше назваться как-нибудь, — предложил он. — Даррен. Так лучше?
— Не похож ты на Даррена.
— Мое любимое имя.
— Понятно, но разве тебя и вправду так зовут?
— Могу показать паспорт, там написано.
— И что это докажет?
— Понял, о чем я? — И он взмахнул рукой в сторону стендов и переполненных людьми проходов. — Теперь, когда мы обо всем договорились, давай-ка двигать отсюда. А то этот храм торговли начинает меня угнетать.
Пока мы пробирались к выходу, я придумал про этого человека теорию, которая все объясняла. Когда-то я написал молитву, даже несколько, про персонажа по имени Бог Одиночества. Позже, по чистой случайности, я повстречал в Ногалесе человека, в общих чертах подходившего под его описание. Так, жулика какого-то. Тот читал мою книгу, — может, еще даже до нашей встречи, — обратил внимание на совпадение, и оно заинтриговало его настолько, что он решил, — с какой целью, оставалось только догадываться, — вмешаться в мою жизнь. Возможно, его связь со мной отвечала его внутреннему представлению о самом себе, а может, он и впрямь втайне считал себя этаким богом улиц, чародеем, которому представилась возможность доказать свое могущество. Это казалось более или менее правдоподобным — во всяком случае, куда более, чем другая точка зрения, и я, убедив себя, что так оно и есть, удивился, что это на меня нашло и почему я вообще иду за ним. Правда, вел он себя вполне дружелюбно, но это еще не повод расслабляться. Он и раньше казался мне подозрительным. К тому же теперь, когда мы с Терезой оказались вне Першинга и жизнь снова стала похожа на нормальную, отчаянное желание во что бы то ни стало избавиться от Трита пропало. Пусть ему и удалось выкурить нас из собственного дома, но поколебать наше убеждение в том, что со временем эта война прекратится сама собой, он не смог.
Я забрал наш «субурбан» со стоянки и, следуя указаниям незнакомца, поехал в пригород — элитный район одноэтажных домов и особняков в испанском колониальном стиле, с декоративными изгородями, просторными газонами, залитыми солнцем и зелеными, как надежда; бассейнами, похожими на непомерной величины аквамарины квадратной огранки, между которых петляла почти совсем пустынная дорога. Там было просторно и роскошно — так, наверное, представлял свой строительный рай Роберт У. Кинкейд. Никого не было видно, все сидели по домам и наслаждались своими кондиционерами или сексуальными игрушками на батарейках — кому что ближе. Мой спутник всю дорогу не переставал болтать о ярмарке — «храме торговли», как он ее называл, — и до того разошелся, что даже вытащил из пластиковой сумки одну из приобретенных мной прыгающих гор и стал пристально ее рассматривать, как шахтер, изучающий цвет вытащенного им на поверхность куска руды.
— Замечательный выбор, — сказал он. — Великолепный пример утонченной бесполезности. Однако наводит на кое-какие размышления, правда? Например, не является ли этот ничего не значащий пустячок отражением чего-то иного? К примеру, мира, в котором прыгающие горы угрожают человеческой цивилизации?
Его догадка оказалась настолько близка к моей собственной прихоти, что я поневоле навострил уши, но, помня о восторге, который у него вызывало дешевое барахло из сувенирного магазина, и не желая давать ему лишний повод, смолчал. Повернув за угол, я увидел одноэтажный дом наподобие ранчо, весь газон перед которым занимали какие-то чудные сооруженьица. Мини-гольф. Мой спутник велел мне притормозить, не доезжая дома, у места, куда составляли мешки с мусором. Поле для гольфа оказалось куда занятнее, чем большинство ему подобных: препятствия сплошь состояли из игрушечных копий знаменитых памятников архитектуры — там были Тадж-Махал, египетская пирамида, Тауэрский мост, Парфенон и что-то еще. Девять лунок, девять копий. Все такие сверкающие, как будто только что покрашенные. У Тадж-Махала стоял отполированный красный мотоцикл, его хромированные колеса блестели. Мой спутник ткнул в него пальцем и сказал:
— Вот твой парень.
— Трит? — переспросил я. — Это его мотоцикл?
— Тащится от «харлеев». Ты сразу его раскусил тогда, у Кинга. Дешевый имитатор Элвиса. Сейчас он со своей бабенкой внутри. Обычно они в Парфеноне трахаются. А сегодня, видать, на Камасутру потянуло.
— И кто же счастливая избранница?
— Да ты ее видел. Люси Райнер. Толстая коротышка, которая одевается, как ее бабушка. Зато стоит хрен-те сколько миллионов. Ну, правда, с тех пор, как наш Трит к ней присосался, немного меньше.
— Надо быть совсем дурой, чтобы у себя перед домом поле для мини-гольфа устроить.
— Богачам нравятся большие игрушки, ничего тут не поделаешь. Ее папаша торговал полями для гольфа. Кому он только их не продавал — японцам, арабам. Короче, всему свету. — Тут он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда черный кожаный футляр. — Представляешь себе ребенка, который мечтает вырасти и стать продавцом полей для гольфа? Что это за мечта такая?
— А уж соседи, наверное, просто в восторге, — сказал я. — Такие люди любят, чтобы все было чинно и благопристойно. Без сучка, без задоринки. И никакого цирка.