– Если бы, – произнесла Алиса с горечью. – Знаешь, я вспомнила одну песню «Машины времени». Там двое едут в поезде и спорят. Один говорит, что мы машинисты, другой говорит – пассажиры. Но на самом деле Макаревич придумал все это для красного словца. Поезд идет по кругу. Закольцованный маршрут. – Лицо Алисы приняло отрешенное, почти лунатическое выражение. – Это длится целую вечность, ты уже даже не смотришь по сторонам, просто дремлешь, клюешь носом. Когда ты ненадолго приходишь в себя, случается дежавю, мимолетное узнавание. Потом опять впадаешь в спячку. Рождаешься, умираешь. В одном и том же поезде. Нет, это даже не поезд, а «Летучий Голландец» какой-то.
Когда Хват заговорил, его голос звучал непомерно устало, словно он и в самом деле проделал путь по закольцованному маршруту.
– Никто и никогда не позволит людям провести жизнь в спячке, запомни. Всегда есть способ встряхнуть задремавших. От нас ждут действий, неважно каких. Тех, кто решил отсидеться в спальном вагоне, ожидает крушение. Плывущих по течению подстерегает водоворот. Таков главный закон существования. Тот самый смысл жизни, который никак не могут найти философы.
– Кто же все это устроил? – Алиса намеревалась спросить это скептически, но сама непроизвольно перешла на шепот. – Бог?
– Учитывая все то, что творится на земле, лучше об этом не задумываться. Если и существует тот, кого мы называем богом, то он либо не всемогущ, либо…
– Либо?
Казалось, Хват не услышал этого нетерпеливого возгласа.
– Впервые я понял это на границе с Афганистаном, – сказал он, – вернее, если быть точным, по ту сторону границы, куда мы отправились за пятеркой пропавших без вести пограничников… Понял не в бою – в бою о подобной ерунде не думаешь. Подле совершенно мирного на вид поселка, где мы обнаружили тела пятерых русских пограничников, отправившихся за гашишем. Вокруг них крутились местные пацаны и коршуны. Одни играли с трофеями, другие клевали внутренности, разбросанные вокруг. – Обращенный к Алисе профиль Хвата был бы совершенно неподвижным, если бы он не двигал губами. – Животы у трупов были разрезаны, туда набили землю. На спинах им вырезали звезды, на плечах – погоны, глаза выкололи. А в открытые рты мертвецов сунули их члены – для смеха. Когда мы вошли в поселок, там было около пятидесяти человек. Когда покинули его, живых людей в округе не наблюдалось, зато коршунов стало в несколько раз больше. И ты спрашиваешь меня о боге? – Глаза стремительно повернувшегося Хвата сверкнули в полумраке.
– Все это, конечно, ужасно, но ведь все религии говорят о борьбе между добром и злом, – неуверенно возразила Алиса.
– И добро побеждает, да?
– Ну, во всяком случае, должно побеждать.
Хват покачал головой:
– Если бы мир был изначально хорош, как утверждают священники, плохое не встречалось бы на каждом шагу. Мы имеем того и другого примерно поровну, в такой уж пропорции замешан наш мир, а потому приходится лепить добро из зла, а зло из добра, это уж как кому заблагорассудится. Иного исходного материала нет. Конечный результат определяется намерениями…
– Какие же у тебя намерения? – спросила Алиса. – Продолжать эту бессмысленную войну, которой не видно конца? А я? Чем заниматься мне? Ведь очень скоро – завтра, послезавтра, на будущей неделе, в следующем месяце – ты заявишься домой и скажешь, что тебе пора. Признайся, ведь так и будет? Ты только и ждешь, когда заиграют тревогу? Убиваешь время, а сам…
Алиса запнулась, обнаружив, что сидит за компьютером, не просто бросая упреки отсутствующему Хвату, а колотя пальцами по клавиатуре. Вспоминая последний откровенный разговор, она и сама не заметила, как села писать это письмо. Прощальное письмо. Потому что Алиса не была создана для жизни с человеком, постоянно находящимся на острие борьбы между добром и злом. Ее пальцы мелькали в воздухе, едва поспевая за лихорадочными мыслями.
* * *
Я ухожу. Не знаю куда, но ухожу. Может быть, поеду домой, а может быть, вернусь к мужу. Ты прости меня, Михаил, Миша, Мишенька. Ты же видишь, что происходит со мной, ты все прекрасно понимаешь, но помочь ничем не можешь, потому что тут бессильны все твои навыки опытного бойца спецназа. Тоске не сломаешь хребет, она в воде не тонет, в огне не горит, она как медленно убивающая тебя радиация, смертельная болезнь, лекарство от которой никогда не будет изобретено. Вот и выходит, что я еще как бы жива, а на самом деле меня уже нет. Принцесса, заживо погребенная в каменном склепе с окнами на север. Еще немного, и никакие поцелуи меня уже не разбудят. Будет поздно, слишком поздно. Молодость проходит, а принцам, даже самым благородным, состарившиеся дамы сердца ни к чему, тут ничего не попишешь.
Ты в этом не виноват, Мишенька. Ты вообще ни в чем не виноват. Ты хороший, ты самый лучший. Вот только я не очень хорошая и далеко не самая лучшая. Мне нравятся цветы, яркие краски и приятные ароматы, и я не готова сменить их на пятна крови, дым и запах пороха. Все это я уже видела, и с меня достаточно. Будь счастлив, если сумеешь. Я тоже постараюсь стать счастливой. Но где-нибудь вдали от тебя, потому что ты как вечный упрек, как голос совести, как напоминание о том, о чем нормальному человеку лучше не задумываться.
Мне было с тобой очень хорошо… но очень трудно.
А я слабая, избалованная, и я больше не могу.
Не хочу, если быть честной.
Вот и все…
Вот и все. Алиса оставила текстовый документ на рабочем столе компьютера, встала и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на свое пасмурное отражение. Привычно сведенные к переносице брови, плотно сжатые губы, тени, залегшие под глазами от неумеренного потребления кофе и сигарет. Алиса в Стране Несбывшихся Чудес. Узница Зазеркалья.
Она замерла, глядя в зеркало. Там, в серебристом мерцании, виднелась фигура девушки, очень похожей на прежнюю Алису. Но выражение лица – другое. Поза – другая. Жест, которым она одернула юбку, преисполнен решимости. Это совсем другая Алиса с сияющими звездочками вместо прежних тусклых глаз. Грудь у нее вздымается так, что вот-вот прорвет обтягивающую маечку, а ногам так и не терпится припуститься бегом. У этой Алисы наконец-то появилась цель.
Бежать!
Ее отражение еще только таяло в зеркальной раме, когда сама она, сорвавшись с места, уже металась по комнатам, собирая вещи. Нагрузившись пакетами, ринулась в прихожую. Клацнули замки. Открылась и захлопнулась дверь. В покинутой Алисой квартире стало тихо-тихо. Только вода из плохо закрученного крана капала. А может быть, это удовлетворенно причмокивал губами тот самый призрачный старикашка, который мечтал выжить постоялицу со своей законной территории. Если так, то он не зря радовался.
Дом опустел.
За последний год президентского правления В. В. Путина произошло резкое увеличение совершенных скинхедами убийств, избиений и погромов. Массовые проявления жестокости и повышенная агрессивность фашистских группировок заставили правоохранительные органы реагировать более адекватно, однако приструнить распоясавшихся бритоголовых молодчиков не удается. Лишь в Москве и Санкт-Петербурге движение скинхедов частично подавлено и загнано в глубокое подполье, тогда как в остальных регионах все происходит с точностью до наоборот. Да и в обеих российских столицах ситуация напоминает затишье перед бурей. Банды фашистов ждут своего часа, затаившись в своих подвалах и учебных лагерях. Две или три из них подверглись показательному разгрому, но остальные вооружаются и к чему-то готовятся. К чему? Уж не заявления ли президента о том, что он не вправе покинуть высокий пост, когда родина в опасности, было причиной? И не будет ли принято это выстраданное решение под грохот взрывов где-нибудь в Москве, Ярославле, Владивостоке или Сочи? Жилых многоэтажек в стране хватает. Однако, покойной ночи, дорогие россияне. Спите спокойно.