– Где тебя натаскивали?
– Натаскивают собак, – был ответ, – а я хоть и друг человека, но двуногий.
Сообразив, о каком человеке идет речь, незадачливые охранники присмирели и перестали бормотать угрозы.
– Комик? – поинтересовался их шеф.
– Трагик, – отрезал Грин.
– Из Главного разведывательного?
– Институт международных отношений.
– А практику небось в странах ближнего и дальнего зарубежья проходил?
– Куда по распределению направили, там и проходил, – парировал Грин.
Начальник поста понимающе хмыкнул. Он и сам был малый не промах, а таких, как этот небритый пижон в костюмчике, достаточно повидал в тех краях, где чаще стреляли, чем болтали языком. Он признал в Грине человека своей породы, обученного с одинаковым успехом как убивать, так и выживать. Для этого не обязательно было обладать волевой челюстью, накачанными мускулами и пистолетом в наплечной кобуре. Люди, подобные Грину, не выделялись в толпе, появлялись в нужном месте внезапно и незаметно, а потом так же неожиданно исчезали, оставляя за собой трупы, взорванные автомобили и выпотрошенные сейфы. Один такой специалист стоил роты спецназовцев ГРУ, а иногда и батальона, в зависимости от обстоятельств. В придачу к физическим данным, диверсионным навыкам, железным нервам и искусству перевоплощения они имели еще один бесценный дар: холодную, трезвую, светлую голову.
– Ты по самолету больше не шастай, – предупредил начальник поста не грозно, а скорее по-дружески. – У меня приказ.
– Понял, – кивнул Грин с самым серьезным видом. – Больше не повторится, подполковник.
– Отк...? – машинально взглянув на свое плечо, на котором не было ничего напоминающего погоны, начальник поста откашлялся, прежде чем задать вопрос внятно. – Откуда тебе известно мое звание?
– Для майора слишком матер, для полноценного полковника молод, – пояснил Грин. – Иногда, конечно, я ошибаюсь, но в данном случае, как видите, попал в точку.
– Слушай, а мы никогда не встречались раньше?
– Извините, не припомню.
Оборвав таким образом беседу с самым холодным и неприступным выражением лица, на которое он был способен, Грин возвратился на свое место и уставился в окно, по старинке именуемое иллюминатором.
Он избегал заводить ненужные знакомства и терпеть не мог вынужденное общение. Стоило подполковнику взять чересчур панибратский тон, как Грин отгородился от него непроницаемой стеной отчуждения. Он не нуждался в так называемых дружеских отношениях с кем бы то ни было. Порой некоторые люди бывали ему полезны, но в большинстве случаев Грин запросто обходился без них.
Его не огорчило и не напрягло то, что Анатолий Астафьев так и не уделил ему времени до самого конца полета. По пути из аэропорта в резиденцию Грин ехал в президентском лимузине, где услышал рассказ о ЧП в Арктике, увидел фотографии с места событий и получил задание, поставившее его в тупик.
Ехали они на «шестисотом» «Мерседес Пуллман Гард», изготовленном по спецзаказу, ехали быстро, точнее, мчались, несмотря на солидный вес автомобиля. Бронированные стекла были рассчитаны на то, чтобы отразить выстрел из гранатомета. Толщина корпуса и двенадцатисантиметровой титановой крыши позволяла выдержать тяжесть танка.
Сидя в салоне с телевизором, холодильником и спецсвязью, Грин внимательно просматривал снимки и злился на музыку, игравшую приглушенно, но все же не настолько тихо, чтобы не мешать сосредоточиться. «Ды-ы-ым над водо-о-ою», – заунывно тянул по-английски вокалист, пока Астафьев лаконично и зло комментировал фотографии. Как обычно, он сидел сзади, предпочитая не автомобиль водить, а гонять на квадроцикле, джете и снегоходе. Его вопросы, прозвучавшие после просмотра фото, доносились до ушей Грина словно издалека. И они накладывались на свои собственные, встречные вопросы. «Каким образом возможно вычислить убийц полярников, находясь в Сочи? Почему для этого не задействованы все спецслужбы России? Чем может быть полезен тут он, Грин, давно отлученный от разведки?»
Не пожелав давать какие-либо разъяснения, Астафьев попросил подождать его до вечера, предложил чувствовать себя в «Бочаровом Ручье» как дома и вежливо выставил из «Мерседеса».
Причина такой торопливости выяснилась очень скоро. Едва Анатолий Дмитриевич успел умыться, переодеться и попить чаю с дороги, как в резиденции объявилась малочисленная, но достаточно шумная югоосетинская делегация.
Прибывшие выглядели слегка обалдевшими после автопробега из Цхинвала в Сочи. Окинув взглядом их запыленные машины, Грин подумал, что осетины могли бы не экономить на самолетах, учитывая те миллиарды рублей, которые им постоянно выделяет Россия с августа 2008 года. Неужели финансы и впрямь используются на восстановление городов и дорог, а не только на нужды госчиновников, как это происходит на территории всего бывшего СССР?
Понаблюдав за президентом Южной Осетии Эдуардом Котойды, Грин решил, что этот человек дорожит собственной головой куда больше, чем надетой на нее короной. Своего не упустит, но набивать карманы дармовыми российскими деньгами поостережется, дабы не лишиться покровительства и защиты Кремля.
Словно в подтверждение этой догадки Котойды улыбнулся вышедшему на крыльцо Астафьеву и сделался похожим на приблудного пса, однажды обласканного хозяином и готового служить ему верой и правдой до конца своих дней. Первое, что он сказал после обмена приветствиями, это:
– Анатолий Дмитриевич, благодарю вас за все, что вы делаете для признания моей страны мировым сообществом. Хочу также выразить благодарность от лица своих земляков за мир и стабильность, воцарившиеся в Южной Осетии.
– Мир и стабильность наступают там, – усмехнулся Астафьев, – где возводятся военные базы.
– Российские, – подхватил Котойды, приплясывая на месте от избытка чувств. – Благодаря вам мой народ уже два с половиной года живет мирной жизнью.
Астафьев заговорил что-то про неизменность взятого политического курса, прихватил гостя под локоть и повел его к входу в административное здание, где телохранители вежливо, но решительно оттесняли журналистов. Грин внутрь и не рвался. Развернувшись на каблуках, он направился в сторону шумящего моря.
Чтобы попасть на пляж, пришлось миновать двойную линию охраны, а потом еще и патруль, курсировавший вдоль береговой линии.
Оставшись, наконец, один, Грин с наслаждением втянул в себя свежий морской воздух, насыщенный влагой, солью и йодом. Грязно-серые, в белых прожилках волны раз за разом бросались на пляж, заливая его кипящей пеной. Когда вода откатывалась обратно, слышался хруст и скрежет гальки, а потом раздавался новый грохочущий взрыв, и очередной вал обрушивался на берег, заглушая все прочие звуки.
Время от времени до ушей Грина доносились истошные крики чаек, носившихся в бесцветном воздухе то ли по собственной воле, то ли подхваченные тугим ветром. Одна завопила прямо над головой Грина, и он невольно поежился, а когда оглянулся, то увидел, как, взмахивая крыльями, чайка садится на большой мокрый валун возле пирса. Резким, почти механическим движением она вскинула голову, словно намереваясь осмотреться по сторонам, а потом неожиданно ударила клювом мелькнувшую в волнах рыбину. Отчаянно трепыхаясь, та разинула рот, и Грину почудилось, что он видит ее скользкие, трепещущие внутренности.