– Что он может знать о смерти? – Громов перевернулся на бок и опёрся на локоть, чтобы лучше видеть собеседницу. – Пусть лучше пишет о жизни, хотя он и в ней, наверное, ни черта не смыслит.
– Никто не знает, что такое жизнь и что такое смерть, – тихо сказала Ксюха. – Все только делают вид. Но это даже хорошо. Иначе было бы страшно.
Или просто скучно.
Выглядела она какой-то грустной и присмиревшей, как заблудившаяся девочка, которая уже не надеется на то, что её найдут, а потому не тратит время и силы на бесполезные слезы.
– Ты чем-то расстроена? – спросил Громов, не торопясь покидать своё ложе. После непривычно затяжного дневного сна он чувствовал себя опустошённым и разбитым.
– О, поводов для огорчений сколько угодно, – отозвалась Ксюха с напускной беззаботностью. – Но вас это не касается. Вы идите есть. Саня, наверное, уже весь извёлся, дожидаясь.
– Ему полезно, – буркнул Громов, дивясь беспричинному раздражению, прорвавшемуся наружу вместе с этой короткой фразой. Он понимал, что ему не подобает вести себя, как какому-то капризному мальчишке, но упрямо продолжал лежать на диване, забросив руки за голову и ожидая неизвестно чего.
– Подъем, лежебока! – Ксюха подошла совсем близко и остановилась над Громовым, строго глядя на него сверху вниз.
Её одеяние было слишком коротким, ноги – чересчур длинными, а собственные джинсы сделались вдруг такими тесными, что продолжать валяться в них стало просто неприлично. Громов поспешно вскочил с дивана и попытался скрыть смущение неестественным покашливанием.
– Что с вами? – невинно осведомилась Ксюха. – Вас прямо подбросило. Какая муха вас укусила?
Не дождавшись ответа, она тихонько засмеялась, но смех этот был таким же наигранным, как кашель Громова. Их взгляды на мгновение притянулись друг к другу, столкнулись и сразу разлетелись в разные стороны, не желая выдавать своих маленьких тайн.
– Идите, – попросила Ксюха едва слышно и внезапно повысила голос до умоляющего выкрика:
– Идите же!
Громов направился было к двери, но вдруг остановился и сказал:
– Ты, девочка, главное – не вешай нос. Сейчас подкрепимся, а потом я доставлю вас к родителям.
Не страусы – головы в песок прятать. А к Процентщице вместе заглянем. Я постараюсь убедить её подождать ещё пару месяцев.
– Процентщиц можно только топором убедить, – вздохнула Ксюха.
– Есть и другие методы воздействия, – возразил Громов так уверенно, словно ему были известны таковые. – В общем, помогу тебе… вам чем смогу.
– Вы не сможете помочь, но все равно – спасибо, – слабо улыбнулась Ксюха.
– Благодарить рано, но все равно – пожалуйста. – Громов улыбнулся в ответ.
Он шагнул за порог и едва не столкнулся с Саней, который неслышно поднялся по крутой лестнице.
Маленький настырный соглядатай, встревоженный затянувшимся отсутствием молодой жены, явился контролировать ситуацию. О его неудовольствии свидетельствовали скрещённые на груди руки и выпяченная вперёд бородёнка.
– Картошку второй раз разогреваю, – сообщил он обличительным тоном, переводя глаза с Громова на Ксюху и обратно.
Очевидно, он говорил правду. Снизу явственно тянуло горелым.
* * *
Ксюха была рада тому, что осталась одна. Сейчас это было ей необходимо. Она терпеть не могла сумятицы в мыслях и чувствах, всегда стремилась к уединению, когда требовалось прийти в себя.
И ещё она устала, очень устала. Ей надоело нянчиться с Саней, надоело утешать и воодушевлять его, опостылело бодриться самой, делая вид, что ничего страшного не произошло, что все образуется и уладится наилучшим образом. Ксюха не рассчитывала, что муж будет носить её на руках, такую картину даже смешно было представить; но и она не могла вечно нянчиться со своим требовательным сокровищем. Ей все больше не хватало крепкого мужского плеча, на которое можно опереться в трудную минуту.
Плечи мужчины, приютившего их в своём доме, выглядели как раз очень надёжными и широкими – за такими хорошо прятаться от любых жизненных невзгод. Но как унизительно искать укрытия за чужой спиной вместе с собственным супругом! Ксюха больше не хотела и не могла видеть этих непохожих мужчин рядом. Боялась сравнивать. А ещё боялась долго глядеть в светло-серые глаза Громова, потому что отводить от них взгляд становилось все труднее.
Она провела ладонями по рубашке, ощущая сквозь ткань свою наготу. Рубашка с чужого плеча оберегала её – такая грубая, такая прочная и такая… нежная.
Ксюхе казалось, что она находится в объятиях владельца. Чем все это закончится? Освободится ли она от этого наваждения, когда окажется далеко-далеко отсюда? Наверное. Вот только уходить отсюда никуда не хотелось. И почему-то у Ксюхи возникла уверенность, что она останется здесь навсегда.
Остановившись в задумчивости перед опустевшим диваном, она взяла оставленную Громовым книгу.
Интересно, что может читать такой человек? Хм, рассказы и повести какого-то Леонида Андреева, неизвестного ей даже понаслышке. Она пробежала глазами по строчкам, пожала плечами. Хотела было положить книгу на место, но вдруг вспомнила полузабытый способ гадания, никогда не подводивший её в детстве. Берёшь книгу, задаёшь волнующий тебя вопрос, наугад открываешь страницу и читаешь первую попавшуюся на глаза фразу. Это и есть ответ, который нужно лишь правильно истолковать. А самый первый вопрос следовало сформулировать таким образом, чтобы книга не вздумала морочить голову всякими враками. Поэтому Ксюха спросила шёпотом;
– Обещаешь говорить правду?
Триста двадцать пятая страница с готовностью откликнулась:
«Смотрите: вот в этой тоненькой книжонке, которую я держу двумя пальцами, заключён целый океан человеческой крови».
Не понравилось Ксюхе такое начало. Уже собиралась она отказаться от глупой затеи, но мозг, а может, сердце продиктовало новый вопрос, заставив Пальцы опять ворошить страницы:
– Этот человек… Громов. Он мне… он нам действительно может помочь?
«Он совершил дикий, непонятный поступок, погубивший его жизнь… Было ли это безумие, которое овладевает…»
Не дочитав фразу до конца, Ксюха сердито захлопнула книгу. Чушь какая-то! Кровь, безумие… Этот Андреев просто издевался над ней, запугивая маловразумительными угрозами.
– Ты прямо говори! – потребовала она. – Что будет дальше? Вот прямо сегодня! Сейчас!
Очередная печатная строка вытянулась перед её взором в короткую прямую линию судьбы.
«Приготовленная пуля пробивает приготовленную грудь».
Противная книга полетела через всю комнату, возмущённо трепыхая страницами. Зябко обхватив плечи руками, Ксюха осталась стоять посреди комнаты, с непонятной тоской глядя в окно. Оранжевый диск солнца ускользал с небосклона, но так медленно и плавно, что его невозможно было заподозрить в капитуляции. Неожиданно Ксюхе почудилось, что солнце зависло совсем рядом – стоит лишь протянуть руку, чтобы коснуться его кончиками пальцев. Таким близким и доступным бывало оно только в детстве, когда Ксюха бежала за ним через луг, надеясь увидеть огненный шар прямо над головой.