– Ровно восемь минут… Семь минут пятьдесят шесть секунд…
В отпущенное им время парни не уложились, хотя их подгонял Рокки, бесцеремонно покинувший свой сторожевой пост. Но Громов не стал их наказывать, пусть возятся. Хоть какая-то польза будет от них в этом мире.
* * *
Положив тяжёлую башку на вытянутые лапы, Рокки делал вид, что спит, а на самом деле незаметно следил за новым хозяином, приоткрывая то левый глаз, то правый. Пёс боялся, что Громов исчезнет, растворится в темноте. Черкнёт темноту огоньком своей сигареты в последний раз и – сгинет.
Уже перевалило за полночь, а они чего-то ждали, расположившись на берегу маленькой компанией:
Громов, Ванька и гордый оказанным доверием Рокки.
На весь посёлок только в одном далёком окне горел свет, и пёс догадывался, почему. Остальные люди погасили свет, опасаясь привлечь к себе внимание неведомых существ, рыскавших во мраке. Рокки твёрдо знал, что эти твари бродят где-то поблизости, хотя ни разу не натыкался на них. Поэтому звезды казались ему их зрачками, хищно сверкавшими в темноте.
Когда Громов и его спутник встали, Рокки моментально перестал изображать дрёму и тоже вскочил на ноги. Следуя за мужчинами, как на поводке, он даже моргать старался пореже, чтобы не выпустить из виду смутно синеющую впереди рубаху своего господина.
Некоторое время они толклись возле джипа, принадлежавшего Мамотину, воспоминания о котором почти изгладились из сознания пса. Мужчины вязали петли на стальном тросе, расстеленном на траве.
Одним концом они прикрепили ею к заду джипа, завели вокруг столба и полезли с тросом в тёплую воду, заставив всех окрестных лягушек заикаться от страха.
Рокки тоже не удержался от сдавленного поскуливания, когда обнаружил, что ставок – вовсе не ставок, а ещё одно небо, перевёрнутое. В нем плавала луна, рассыпавшаяся на осколки, и мерцали искрами тонувшие звезды.
Возвратившийся на берег хозяин был мокрым, слегка продрогшим и почему-то весёлым. Мимоходом склонившись над Рокки, он коснулся рукой его гладкой шерсти и забрался в джип. Пёс вытянулся в одну тревожную линию – от вытянутого носа до кончика хвоста.
– Не волнуйся, – сказал ему Громов. – Никуда я не денусь. Некуда мне деваться, вот в чем дело. Понимаешь?
Ещё бы не понять. Рокки находился точно в таком же положении. Успокоенный человеческим голосом, он опустил зад на землю и, поёрзав немного, выбрал оптимальную позу для терпеливого ожидания. Издали его можно было принять за чёрное изваяние.
Джип ожил: озарился изнутри светом, зарокотал сдержанно, выбросил в ночь первую порцию едкого дыма. По мере того как набирал силу механический гул, Рокки всей шкурой, всем нутром ощущал усиливающееся напряжение. Зашуршали камыши, потревоженные натянувшимся тросом, разошлась вспоротая гладь ставка. И тогда собачьи уши уловили низкое гудение, словно кто-то тронул исполинскую басовую струну. Вау-ау-аууу. Звук становился все выше… выше… Нервы Рокки вибрировали в унисон»
Рррунг! Заставив его вздрогнуть от неожиданности, взревевший джип подпрыгнул на месте. Его передние колёса взмыли в воздух и, бешено вращаясь, вновь ударились об землю. Он то норовил встать на дыбы, то рыскал из стороны в сторону, как заарканенный жеребец. Во все стороны летела взрыхлённая колёсами земля и клочья измочаленной травы.
Воздух пропитался запахом бензина, разогретого металла и тлеющей резины. Р-рунг… р-рунг…
Рокки метнулся в сторону. Джип, нещадно пришпориваемый седоком, тяжело сдвинулся и неохотно пополз дальше. Трос уже не гудел – звенел. Пса обдало фонтаном земли, а, когда он закончил отряхиваться и чихать, прямо на него из воды надвигалась таинственная тёмная громадина. Оседлавший её Ванька что-то кричал.
Рокки не бросился наутёк. Он оставался на месте, пытаясь отпугнуть чудище свирепым оскалом и рычанием. Но потом все-таки пришлось пятиться, постепенно сдавая позиции под напором тупой, безжалостной мощи.
Когда чудище, полностью выбравшись на берег, неожиданно замерло, Рокки тоже остановился. Это было комичное зрелище: бензовоз, облепленный тиной, и хрипящий от ненависти пёс, распластавшийся перед ним в угрожающей позе.
Но Громов, выбравшийся из джипа, не позволил себе даже намёка на улыбку. Он знал, как болезненно реагируют на насмешки хозяев собаки. Тому, кто прослужил двадцать лет в ФСБ, легко представить себя в шкуре служебного пса.
– Ну что, Рокки, – окликнул он ротвейлера, – но пасаран? Они не пройдут, м-м?
Пёс понятия не имел, о ком идёт речь, но стремглав бросился к присевшему на корточки хозяину, надеясь, что успеет прикоснуться языком к его щеке.
Громов распрямился секундой раньше и укоризненно напомнил Рокки, что терпеть не может телячьих нежностей.
– А вот я лично, – сказал приблизившийся Ванька. – за ласку все бы отдал. Это я теперь понимаю, каково без неё. Без любви и ласки скучно жить.
Точно филин в дупле сидишь и глазами на людей лупаешь.
– У тебя есть Варя, – сухо напомнил Громов, сматывая трос в бухту.
– Ей теперь небось не до нежностей, – насупился Ванька.
– Сколько любви отдаёшь, столько её и получаешь. Арифметика простая. Проверь – сам убедишься.
– А вот вас, к примеру, любят?
Громов молчал так долго, что Ванька уже и ответа перестал дожидаться, залюбовавшись звёздами. И невольно вздрогнул, когда за его спиной прозвучало:
– Я, брат, специалист по ненависти. А эта штука – как бумеранг.
– Что за бумеранг такой? – вырвалось у Ваньки.
– Займись-ка бензовозом, Иван. Водоросли его явно не украшают.
– А…
– А бумеранг – это то, что всегда возвращается обратно, – коротко бросил Громов и отвернулся, давая понять, что разговор на отвлечённые темы закончен.
Было утро пятницы, и Итальянец шагал по театральному офису АОЗТ «Самсон» так размашисто, что сопровождавшая свита едва поспевала за ним. Иногда он неожиданно менял курс, и тогда идущие следом проскакивали мимо поворота, а потом всей гурьбой догоняли босса, толкаясь и наступая на ноги соседям.
Давно Итальянец не обходил свои владения, очень давно. Поменялся интерьер и штат сотрудников.
Лично он не собирался знакомиться с каждым, но они должны были понять, с кем имеют дело.
– Ты! – Остановившись на пороге губерманской приёмной, он наставил указательный палец на привставшую секретаршу.
Между ними было метра три, но она почти физически ощутила прикосновение ложбинкой между своими аккуратными грудками, упакованными в кружевной лифчик.
– Я? А в чем, собственно говоря…
– Сегодня останешься после работы. Драть тебя буду.