– Надеюсь, сержант.
Они наблюдали за входом на кладбище из укрытия под раскидистым деревом, ободранная кора которого свисала неопрятными лоскутами. Стейблу внезапно пришло в голову, что здесь пробовал когти какой-нибудь кошмарный монстр, выбирающийся из подземелья по ночам. Он порадовался тому, что дело происходит при ярком солнечном свете, но делиться мыслями со спутниками не стал. Броуди был слишком туп и самоуверен, чтобы верить в темные потусторонние силы. Старый Хаким, возможно, и был подвержен каким-то суевериям, однако болтать с ним Стейбл считал ниже своего достоинства. Что умного можно услышать от египтянина? Россказни про древних фараонов и тухлых мумий?
Стейбл выплюнул зубочистку, чтобы тотчас заменить ее новой. Его уже тошнило от аборигенов и местных достопримечательностей. Ему было жарко, к тому же его не оставляло ощущение, что из всех щелей заброшенного каирского кладбища тянет мертвечиной. Сколько десятков тысяч покойников разложилось на этом солнцепеке? И не присоединятся ли сегодня к их компании новички?
Бросив украдкой взгляд на Броуди, потом на сидящего в позе йога Хакима, Стейбл обозвал себя невротиком, место которого – в офисе психиатра. Какие трупы, откуда им взяться? Простая будничная работа, лишенная риска и романтики. Схватить женщину, оглушить, положить в багажник автомобиля и доставить во внутренний двор посольства. Американцы обошлись бы и без помощи Хакима, но прихватили его на тот случай, если возникнут осложнения с коренным населением. Да только не возникнут они, осложнения. Потому что все идет по плану.
– Вон они, – тихо произнес Стейбл. – Приготовились, ребята.
Хаким извлек из-под балахона чулок с песком. Броуди провел рукой по животу, проверяя, удобно ли расположена рукоять пистолета. Все трое подобрались и пригнулись, как хищники, изготовившиеся к броску. Их взгляды скрестились на мужчине и женщине, стоящих посреди залитой солнцем площадки.
Русские!
Их час пробил…
* * *
У Галатея было мало поводов для радости, но один все же имелся: полуторалитровая бутылка воды, захваченная на кладбище. Смоченный водой платок на голове быстро высыхал, но никто не мешал повторять эту процедуру снова и снова.
Наблюдательный пост Галатея находился на полуразрушенном минарете, примыкающем к мавзолею Баркука. Башня была низка, однако отсюда открывался отличный обзор на северный район Города Мертвых. Между склепами пролегали заасфальтированные улицы. Та, по которой пришел Галатей, называлась Аль-Сук, и она была пустынна. Как и остальные улицы, стекающие лучами к площади у входа. Зато там виднелись две человеческие фигуры – Саши Горовца и Натальи Верещагиной. Тени под ними казались черными пятнышками.
Свое наемное воинство Галатей не обнаружил, сколько ни вглядывался в кусты и развалины. Не попадались ему на глаза и американцы. Это вселяло в душу тревогу, которую Галатей безуспешно гнал прочь. Он поливал водой чалму и пытался внушать себе бодрость, которой не испытывал, вот и все дела, которыми он с утра занимался на минарете. Назвать это приятным времяпровождением не повернулся бы язык даже у бедуина, странствующего по пустыне. Жарко, скучно и тошно от мрачных мыслей.
Не упуская из виду площадь, Галатей посмотрел вниз, выбирая место для прыжка в случае опасности. Места среди обломков было хоть отбавляй, но приземление грозило переломанными ногами. Если американцы оказались хитрее, чем о них принято думать, то Галатею крышка. С поломанными костями или с целыми, но он будет осажден и зарезан кривым арабским кинжалом. Сотрудники ЦРУ стараются избегать грязной работы. Убийство они поручат местным наемникам, а тело без труда спрячут в одной из могил самого большого в мире некрополя.
Тело Галатея.
Выругавшись сквозь зубы, он в сотый раз поискал глазами шайку каирских гаврошей, никого не приметил и опять выругался. А что еще ему оставалось? Саша Горовец уходил. Брошенная на произвол судьбы Наталья Верещагина что-то кричала ему вслед. А над могильной оградой в отдалении виднелись головы притаившихся людей. Взрослых мужчин. Не вчерашних мальчишек, подкупленных Галатеем.
Скорее всего, они решили довольствоваться уже полученными деньгами, а на щедрую добавку не позарились. Все правильно. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Жалко только, что не журавли в синем египетском небе парили, а стервятники.
Отвратительные прожорливые птицы, предвкушающие пиршество.
* * *
Удар был таким неожиданным и сильным, что Стейбла отбросило назад и ослепило. Вот как это бывает, подумал он, решив, что получил пулю в лоб. Глазницам и крыльям носа сделалось горячо от стекающей крови.
– Огонь! – крикнул Стейбл, понятия не имея, куда и в кого он приказывает стрелять.
Броуди тоже не видел противника. Атака велась в полной тишине, отчего происходящее казалось кошмаром. Не шелохнулся ни один листик, не покачнулась ни одна травинка. Сон, дурной сон? Нет. Окровавленное лицо лейтенанта было реальным, даже чересчур реальным. Он не упал на осколки своих разбитых очков, он держался на ногах, но помощи от него Броуди не ждал.
– Кто здесь? – заорал он, поводя перед собой стволом «вальтера», удерживаемого двумя руками.
Фр-р-р… Хлоп!
Издав страдальческий вопль, Хаким схватился за грудь. Его глаза прослезились от боли и сделались неправдоподобно огромными. Он уставился на небольшой овальный булыжник, скатившийся к его ногам. Броуди тоже взглянул на булыжник и снова прищурил глаз над прицельной планкой пистолета. Его указательный палец прирос к спусковому крючку.
Цель! Где, черт подери, цель?
Фр-р-р… Хлоп!
Острая боль в шее заставила Броуди опустить ствол. Его словно железным прутом ткнули. Раскаленным тупым прутом.
Фр-р-хлоп!.. Фр-р-хлоп!..
По площадке весело запрыгали камни, между которыми затесался сверкающий никелированный шарик. Скок-скок-скок. Броуди следил за шариком и никак не мог отвести глаз.
Наташа отбежала в сторону и скорчилась, прикрывая голову обеими руками.
Последовала новая серия странных фырчащих звуков. Стейбла, шагнувшего вперед, отбросило обратно.
Уронив свою «песочную дубинку», как он ее называл, Хаким упал на четвереньки и с неожиданным для его возраста проворством пополз к развалинам фонтана. Его путь был отмечен вишневыми каплями величиной с десятицентовую монету. Очертаниями они напоминали маленькие острозубчатые шестеренки.
Передвигаясь на карачках, Хаким что-то скулил по-арабски, но Броуди его не понимал. Не понял он и возгласа своего соотечественника.
– Мальчик, – твердил Стейбл, – мальчик!
«Это он мне? – изумился Броуди. – Какой я ему мальчик?»
ФРРРР… ХЛОП!!!
Его садануло в висок, секундой спустя – в ключицу. Закашлявшись, он схватился левой рукой за голову, а правой потянулся к упавшему «вальтеру». По пыльному асфальту словно дождик прошелся. Кровавый.