Итальянец срочно забюллетенил на официальном месте работы и засел в здании театра, окружив свое живое, ощутимо трепетное тело тройным кольцом охраны. Тело обильно потело, несмотря на кондиционированную атмосферу. Тело страдало. Тело все чаще корячилось на бордово-золотистом унитазе, сработанном в виде экзотической раковины. Оно не желало помирать в расцвете сил. Только разве учитывает ли кто-нибудь запросы тела, кроме его обладателя?

Двум мужчинам, встретившимся в совсем другом здании, в огромном кабинете с портретом Феликса Великого и Ужасного, было глубоко плевать на нравственные и физические муки обреченного Итальянца. Почти отработанный материал. Почти что труп, хоть и исходит соплями да поносом. Навидались они за свою жизнь таких страдальцев. Научились проявлять ноль эмоций.

Мужчина покрупнее, повальяжней и постарше, занимавший в кабинете ключевую позицию за письменным столом, снял очки, потер затекшую переносицу с розовой отметиной дужки и предложил посетителю:

– Ну, выкладывай свои прогнозы, аналитик ты наш. Как там поживают господа бандиты?

– А плохо поживают, – улыбнулся собеседник с ясными, светлыми глазами. – Грызутся. Прямо как пауки в банке.

– Национальная безопасность от этого не страдает, – хохотнул хозяин кабинета. – И все же хотелось бы услышать более развернутый анализ обстановки.

– Анализ положительный. Предполагается скоропостижная смерть авторитета по кличке Итальянец – стараниями другого авторитета, Хана. После чего неминуема междуусобица с несколькими десятками трупов бандитов рангом пониже.

– А Хан?

– Вот по поводу его персоны я и хочу с вами посоветоваться.

Хозяин кабинета сочувственно покивал головой:

– Угу, угу… Понимаю тебя, майор, ох, как понимаю… Хан тебе поперек горла стоит, верно? Не станет его – исчезнут проблемы у зятя и дочери.

– Товарищ пол…

– Нет у нас больше товарищей, я тебе сто раз говорил, – прикрикнул начальственный собеседник. – Сплошные враги остались! В первую очередь те, кто государственные деньги вагонами разворовывает, запомни! Мы не интересы твоего зятька здесь защищаем, а совсем другие интересы! Хан теперь не скоро Итальянца достанет. Обосрался тот от страха, засел в сортире, на улицу носа не кажет. Глядишь, и отсидится, как в девяносто первом… А нас это не устраивает, майор. Хреновый твой анализ ситуации. Теперь слушай мой. Хана нужно за живое задеть. Пулей – в мягкие ткани конечностей. Или сквозным ранением, не затрагивающим жизненно важные органы. Понял? Ранить его нужно, а не убить. Раненого зверя ничто не остановит, он весь театр на уши поставит, начиная с вешалки! Вот и пусть полютует. А когда он до Итальянца доберется, тогда и его поохладим… в формалинчике. Но не раньше! Задача ясна?

– Ясна, – подтвердил осевший голос подчиненного. – Куда уж яснее…

Хозяин кабинета тяжело встал, прошелся вперед-назад, выдавливая из рассохшихся паркетин жалобные стоны. Поднял и бросил на рычаги трубку зазвонившего телефона. Атмосфера в кабинете сгустилась. Казалось, в ней запросто может материализоваться призрак рыцаря революции, неприязненно косящегося на майора с портрета. В этих и им подобных стенах не принято было проявлять недовольство приказами – ни тоном, ни взглядом, ни даже одной только упрямой позой, которую выбрал подчиненный.

В подтверждение этому резко прозвучало:

– А ты тут из себя целку не строй, понимаешь! Зять твой не агнец невинный, ты не Иуда, и никто тебя за тридцать сребреников не покупает! Чем тебя не устраивает мой вариант, майор? Только не крути вола за хвост! Без всяких там родственных соображений!

– У меня другие соображения, – сухо доложил обладатель светлых глаз, которого здесь величали майором. – Итальянец в последнее время редко снисходит до силовых методов. Случается, конечно, но только в крайнем случае. За ханской ордой – труп на трупе. Пора бы Хану за это и ответить!

– Ага! – согласился повеселевшим голосом хозяин кабинета и вернулся на свое место, где смотрелся совершенно незыблемым и монументальным, как барельеф. – Довод убедительный. Но вот тебе контрдовод, майор. Семья из трех человек. Папу-маму топором зарубили, сынка повесили. Акция Итальянца, между прочим. Крайний случай, говоришь?

– На Хане, знаете, сколько таких семей? Без калькулятора не сосчитаешь!

– Да знаю! – раздраженно отмахнулся начальник. – Тоже мне, государственная тайна! Но первым на очереди стоит Итальянец. Его не просто нужно убрать, а сделать это ханскими руками, чтобы огласки не вышло. Это во-первых. А во-вторых, нас итальянские фирмы и фирмочки интересуют. Президент АО «Самсон» – он кто? Какой-нибудь Гольдберг или Губерман, которого можно ухватить за шкирку и вертеть им, как вздумается. Зачем? Да там миллионы оборачиваются, майор! Наши потенциальные фонды развития. Я же посвящал тебя в эти тонкости, забыл?

– Миллионы, – хмыкнул светлоглазый упрямец. – Конечно, миллионы. Так бы сразу и говорили. Разрешите идти?

– В таких случаях спрашивают разрешения выполнять приказ! – рявкнул хозяин кабинета.

Подчиненный встал по стойке «смирно», которая выражала почему-то не дисциплинированность, а крайнюю строптивость. Послушно поправился:

– Разрешите выполнять?

– Ох, довыкобениваешься, майор, – сварливо проворчал начальник. – Между прочим, когда руки по швам держат, пальцы в кулаки не сжимают…

– Так точно! Разрешите выполнять?

– Действуй! Воспользуйся первой же возможностью. Время поджимает, понял?

– Так точно! Требуется срочное пополнение финансовых средств!

– Катись отсюда!

Окрик был сопровожден таким энергичным взмахом руки, что секретные циркуляры на столе вздрогнули и зашелестели. Чекистская икона на стене перекосилась от негодования. Вот к чему привел пресловутый плюй… плюв… плюрализм мнений. В старые добрые времена подобные демарши заканчивались в известных коридорчиках с глухими стенками. Бах!

Не выстрел грохнул. Дверь захлопнулась за ушедшим на задание, вот и все.

2

В последние дни Жека привык действовать автоматически – четко, неуклонно, без лишних эмоций. А главное – не терзая себя бесполезными размышлениями.

Лицо его по пластике самую малость превосходило гипсовую маску. По выражению этого лица невозможно было прочитать ничего или почти ничего. А уж то, что происходило за неподвижной маской в глубинах Жекиного сознания, одному господу известно. Нет, дьяволу. Богу, наверное, теперь было неприятно копаться в Жекиной душе.

Равнодушный автоматизм свидетельствовал о том, что недавний самолюбивый дилетант превратился в профессионала – по ломке чужих судеб, чаще всего со смертельным исходом. Хрустели под его ногами осколки да черепки, а он все шел и шел, не зная, куда, зачем, где и когда остановится.

Просчету поддавались лишь самые ближайшие действия.