На экране американский проповедник красноречиво описывал прелести рая, куда должны стремиться все сознательные люди. Поясняя, как славно все устроено на небесах, он жестикулировал руками и закатывал глаза. Но Ленке подумалось, что ей не хотелось бы провести целую вечность в компании этого типа с фарфоровыми зубами. Даже в раю. Тем более в раю. Страшно представить себе всю эту массу пасторских воротничков, пыльных ряс и расшитых золотом риз, которые накопились там за минувшие тысячелетия. Интересно, святоши и на небесах выясняют, кто из них более богоугоден? Не тошно ли Всевышнему в этой компании? Неужели не опротивели ему все эти бесконечные разборки на религиозной почве? Или…
Телефонный звонок заставил Ленку вздрогнуть. Не так испуганно, как если бы вдруг прозвучал гром небесный, но все равно по коже побежали мурашки.
С тех пор как Андрей не вернулся из рейса, она все время ждала плохих новостей. Однажды в Ленкиной жизни уже был телефонный звонок, известивший ее о гибели первого мужа. Пережить такое вторично было бы свыше ее сил. Ленка дважды протягивала руку к телефону и дважды отдергивала ее обратно, прежде чем решилась взять трубку.
– Алло, – это прозвучало, как еле слышный шелест.
– Доченька, – встревожился далекий материнский голос, – что с тобой? Уж не заболела ли ты?
– С чего ты взяла? – произнесла Ленка громче. – Со мной все в порядке. Между прочим, здравствуй, мама.
– Здравствуй, доченька. У тебя такой голос…
– Самый обычный голос, мама. У меня все нормально. А как ты? Как Анечка?
– Анечка просится обратно. Ей скучно. Она хочет домой и жалуется, что тебе совсем не нужна.
– Глупости! – воскликнула Ленка, ощутив, как в горле разрастается горячий ком, который не так-то просто проглотить. – Просто в любой момент может случиться так, что мне срочно придется выехать по делам… – «В какую-нибудь больницу за тридевять земель, – подсказал внутренний голос. – Или в морг судебно-медицинской экспертизы, на опознание Андрюшиного тела. В любом случае это будет путешествие не того рода, в которое хочется взять пятилетнюю девочку».
– Ты уже говорила, что у тебя намечаются какие-то неотложные дела, – напомнила мать. – А я ответила тебе, что родная дочь важней всех твоих коммерческих затей, вместе взятых. Разве не так?
– Так, – согласилась Ленка, – но эти мои коммерческие затеи, как ты их называешь, позволяют мне кормить и одевать Анечку.
– Тогда зачем тебе нужен муж? Если Андрюшенька не в состоянии обеспечить семью, то сидел бы дома с дочкой. Хотя бы и с приемной. Не хочу навязывать тебе свое мнение, но я на твоем месте сто раз подумала бы, прежде чем связать свою судьбу с человеком без определенных занятий, без царя в голове. Что это за мужчина, который бреется через раз и не способен обеспечить будущее своей жены и приемной дочери? Какой из него муж, скажи на милость, какой отец?
Ленка досадливо поморщилась:
– Нормальный муж. Нормальный отец. Когда мы с Анечкой попали в беду, он доказал, что на него можно положиться.
– Геройствовать – дело нехитрое, – нравоучительно заметила мать. – Ты сначала семью всем необходимым обеспечь, а потом уж геройствуй. Сделай так, чтобы девочке, которую ты называешь дочерью, не приходилось мыкаться по чужим углам, вот тогда будет тебе честь и хвала.
– Между прочим, ты Анечке не посторонний человек, – напомнила Ленка. – Она не по чужим углам мыкается, а гостит у своей бабушки.
– Тогда почему бы Андрюшеньке не составить ей компанию? – воскликнула мать таким тоном, словно эта расчудесная идея осенила ее буквально только что. – У нас тут, кстати, давно трубы в ванной протекают, замок на входной двери барахлит, утюг вышел из строя. Есть к чему приложить мужские руки. Если, конечно, твоему Андрюшеньке когда-нибудь надоест отлеживать бока на диване.
Когда мать начинала разглагольствовать про мужские обязанности, Ленке становилось муторно. В материнском голосе чудились свои собственные интонации, и слушать их было неприятно.
– Послушай, мама, – произнесла Ленка, борясь с желанием жахнуть телефонной трубкой об стену. – Если Анечка тебе и тете Маше в тягость, то так и скажи, а не ходи вокруг да около. Я придумаю, куда ее пристроить.
– Вот именно, что пристроить! – Голос матери зазвенел то ли негодующими, то ли торжествующими нотками. – Ты говоришь так, словно речь идет о щенке или котенке, а не о пятилетней девочке!
Тут Ленке вспомнилась недавно увиденная во дворе сцена, и ее настроение упало до самой нижней отметки.
– При чем здесь котенок! – взорвалась она. – Что за глупые аналогии? И вообще, некоторым неплохо бы уладить свою собственную семейную жизнь, прежде чем поучать других. Ты никогда не задумывалась, почему отец от тебя ушел, мамочка?
– Он ушел? – Прежде чем продолжать, мать сочла нужным издать демонический хохот. – Ха-ха-ха! Это я его бросила, а не он меня. Достаточно того, что он загубил мою молодость! Жить с ним – все равно что с запрограммированным роботом, это же терминатор какой-то, а не человек!
– Но ведь мой отец не из тех, кто станет отлеживать бока на диване, верно? – ехидно осведомилась Ленка. – И семью он обеспечивал, насколько я помню. Не слишком ли у тебя большие запросы, мамочка? – но ответом на ее реплику были лишь отрывистые гудки в трубке.
* * *
Отец допил крепчайший кофе, смахивающий на деготь, и сунул в зубы сигарету, уже вторую за десять минут.
– Ты слишком много куришь, – тускло произнесла Ленка.
– М-м? – Отец приподнял бровь, рассеченную шрамом надвое. – С каких пор тебя волнует мое здоровье?
– Ты куришь и молчишь, молчишь и куришь, – продолжала Ленка, – а потом гасишь окурки в тарелке с заботливо приготовленным мамой салатом. От этого страдает твоя личная жизнь. И близкие тебе люди тоже страдают от этого.
– От этого страдают только мои легкие, – возразил отец, поднося к сигарете желтое пламя зажигалки. – Что касается окурков в салате, то, сдается мне, кое-кто поделился с тобой давними воспоминаниями.
– И что в этом плохого?
– Ничего. Просто в рассказе наверняка была опущена маленькая деталь, в корне меняющая дело.
– Что за деталь?
– Окурок был потушен не в моей тарелке. В тарелке гостя, которого твоя мать пригласила на Новый год. – Громов яростно затянулся, после чего его сигарета укоротилась сразу на треть. – Мы были молоды, зарабатывали копейки, и главным блюдом, выставленным на наш праздничный стол, был салат «Оливье»: колбаса, огурцы, зеленый горошек, мелко покрошенная картошка плюс много-много майонеза.
– И вареные яйца, – машинально заметила Ленка.
– Может быть, хотя с уверенностью сказать не могу. Я же сказал: мы жили довольно бедно, так что вполне могло случиться так, что денег на яйца не хватило. Но вот лук в салате присутствовал, это я хорошо помню. Похрустывая этим луком… или огурцами, – Громов выпустил дым из ноздрей, – наш дорогой гость, институтский комсорг твоей матери, стал дружески выговаривать ей за скудное угощение. Он-то, оказывается, был большим любителем домашнего холодца и сельди под шубой.