– Роман он или Говнян, нам без разницы! – наперебой заорали незнакомцы, слегка запыхавшиеся от своих упражнений. – Где этот пидор? Говори, пока на ливер тебя самого не пустили!

– Был где-то здесь, – буркнул Петр, а заработав в знак благодарности особенно болезненный удар по копчику, взревел: – Да не знаю я, куда этот гаденыш подевался! Хорош меня футболить, мужики! Я Петр, а не Роман!

Временно его оставили в покое. Обмениваясь короткими приглушенными репликами, неизвестные спасители приволокли откуда-то из темноты Эльку и стали задавать те же вопросы.

Вразумительные ответы у нее имелись, так что поколачивали ее больше для виду, но Петру и этого было достаточно, чтобы взбунтоваться. Он успел вскочить на ноги и даже уложил на свое место одного из нападавших, когда за него принялись по-настоящему, норовя попасть прикладами по голове.

Схватка закончилась его нокаутом, да таким затяжным, что даже через полчаса, валяясь на грязном полу микроавтобуса, придавленный сразу несколькими ногами, Петр понятия не имел, что его бесчувственное тело куда-то передвигается помимо его воли. И Элька, и оперативно отысканный Роман, соседствовавшие рядом с Петром, находились в полном сознании, однако легче им от этого не было.

Глава 23 Ночь откровений

– Послушай, – сказал Мамонтов начальнику службы охраны с некоторым удивлением в голосе. – Да ты, оказывается, бороду сбрил!

– Сбрил, – подтвердил Черныш, прошуршав пальцами по оголившимся щекам, принявшим болезненный синюшный оттенок.

– А я и не заметил. Когда же ты успел?

– Еще до выезда на операцию, Александр Викторович. – В тоне подчиненного прозвучала слабая недоумевающая нотка. – Неужели у меня внешность совершенно не изменилась?

Махнув залпом треть стакана шведской водки, Мамонтов некоторое время полюбовался обновленной физиономией Черныша и ответил:

– Почему же не изменилась! Ты стал совсем другим человеком… Знаешь, что мне теперь твой подбородок напоминает?

– Что? – насторожился начальник охраны.

– Гладко выбритый лобок, – хохотнул Мамонтов. – Как у дешевой таиландской шлюхи.

– Не знаю, не видел, – ответил Черныш натянуто, борясь с сильным желанием прикрыть нижнюю часть лица ладонью.

– Тогда поверь мне на слово, ха, ха! – продолжал насмешничать Мамонтов. – Полное сходство! Особенно когда ты вот так губы поджимаешь!

Наблюдая за оскорбленной реакцией собеседника, он издал еще пару коротких смешков, но в его покрасневших от выпивки и усталости глазах не промелькнуло ни единой веселой искорки.

Ванная комната в доме была оборудована таким образом, что Мамонтов слышал всю беседу начальника охраны с Дашей, видел последние минуты ее жизни и саму смерть, оказавшуюся такой нелепой и… напрасной. Ничего исправить было нельзя, но отныне он ненавидел своего верного холуя холодной, застойной ненавистью. То, что этот человек лишь выполнял хозяйский приказ, не меняло дела. Его грубыми лапищами была уничтожена самая любимая игрушка Мамонтова, и если он был готов простить дикий порыв себе самому, то никто другой, причастный к этой истории, не мог рассчитывать на снисхождение.

– Итак, молодого человека из «Тойоты» зовут Романом? – зловеще спросил он, процедив это имя, как последние капли горечи, которые предстояло ему испить из чаши, преподнесенной судьбой. – Цыган, что ли?

– Русский, – утешил его начальник охраны. Он проглотил обиду, и на поверхности не осталось ничего, кроме услужливого внимания. – Если вас интересуют его паспортные данные…

– Не интересуют! – отрезал Мамонтов, и его глаза налились кровью еще сильнее. – Его биография закончена. Я не хочу, чтобы даже надгробие после него осталось с датами рождения и смерти!

Черныш понимающе кивнул:

– Так и будет. Как говорится, собаке собачья…

– Ой, только не надо этой высокопарной хренотени! – Мамонтовская ладонь шлепнулась на стол, как внушительный кусок сырого теста. – Ты мне лучше вот что скажи… Вся эта троица, которую мы взяли, какого черта они делали на базе? Ни на бандитов не тянут, ни на бомжей… Надо разобраться.

– Разберемся, – пообещал Черныш с недоброй усмешкой.

Его корпус принял соответствующий наклон, выражающий готовность немедленно встать и заняться очередным заданием.

Он действительно жаждал отыграться на пленниках за грязные гинекологические шуточки, которые прозвучали в его адрес за последнее время. Сначала Мамонтиха охаяла его бороду, которой он так гордился, затем сам тупорылый Мамонт прошелся по поводу отсутствия этой самой бороды! Еще никогда Черныш не чувствовал себя таким уязвленным. Из-за всех этих нелестных сравнений его подмывало отправиться к ближайшему зеркалу и поскорее убедиться в том, что с его лицом все в порядке.

– Посиди пока, – буркнул Мамонтов, заметив нетерпеливый порыв подчиненного. – Выпей со мной немного… За упокой рабы божьей Дарьи.

Начальник охраны отнекиваться не стал, сходил за точно таким же стаканом, которым то и дело орудовал шеф, и поставил его на стол, пристукнув при этом излишне громко. Но когда Черныш взялся наполнять их, его рука дрогнула, и на матовой буковой поверхности осталась прозрачная лужица.

– Нервничаешь? – Мамонтов изобразил бровями неодобрительное изумление. – Что-то раньше за тобой подобного не наблюдалось.

– Устал, – соврал Черныш, прежде чем выхлебать свою порцию. – Да и дельце было не из приятных.

– Разве? – Мамонтовские брови по-прежнему оставались в приподнятом положении. – А мне показалось, ты поручение с особым удовольствием выполнил. С душой.

– Александр Викторович! – оскорбленно воскликнул Черныш, выпрямляясь в лоснящемся кожаном кресле так порывисто, словно намеревался немедленно встать и удалиться с гордо поднятой головой. В отставку.

– Да ладно тебе кокетничать! – отмахнулся Мамонтов, без энтузиазма угостился водкой, закусил настоящим соленым груздем и, проглотив все это, скучно поинтересовался:

– Дашу уже увезли?

– Десять минут назад. Скорее всего ее найдут на берегу пруда завтра на рассвете.

– И кто же ее найдет? – в голосе Мамонтова неожиданно прозвучало некоторое любопытство, словно эта мелочь действительно имела какое-то значение.

Черныш пожал плечами:

– Бегуны какие-нибудь… Собачники… Коллекционеры пустой стеклотары… Кто угодно из этой публики, которая встает ни свет ни заря. – Он пренебрежительно фыркнул. – Милиция в лучшем случае появится на месте происшествия минут через сорок. Пока вытащат джип с утопленницей, пока произведут обыск и установят личность – еще пара часов пройдет. Вас побеспокоят не раньше десяти утра. Неприятно, конечно, будет опознавать Дашу в морге, но тут уж ничего не попишешь.

– Ничего, – согласился Мамонтов, кивнув башкой. – Совсем ничего не попишешь. А все равно жаль…