Так что нынче Ивасюк лечиться водочкой не стал, решил мужественно перетерпеть недомогание. Над головой замначальника оперативного отдела управления сгущались такие тучи, что похмелье в сравнении с возможными последствиями казалось сущей ерундой. Это как сказать заболевшему СПИДом, что у него насморк. Ну, в крайнем случае, геморрой.
Проанализировав ситуацию, Ивасюк пришел к неутешительному выводу, что грозит ему вовсе даже не прозябание на пенсии, а содержание на полном государственном обеспечении. В одной из тех специализированных ИТК, где все зэки – бывшие менты, от «держащего» зону до самого последнего пидора с дырявой ложкой. Испытать на себе прелести этого милицейского рая вовсе даже не хотелось, но все шло к тому. Потому что труп Лехи Катка так и не был обнаружен, а живой он мог понарассказывать такого, что потом вовек не отмоешься.
Засев у себя в кабинете, Ивасюк первым делом запер все запасы спиртного в сейфе, ключ сунул в самый глубокий карман, а потом снял очки и хорошенько протер глаза, которые после экспериментов с оптикой не сразу настраивались на нормальный режим работы.
Как только милицейский взор более или менее прояснился, пальцы подполковника принялись методично листать подшитые страницы дел, скопившихся на его столе по причине отсутствия начальника отдела Фролова, вызванного в Москву.
«Ага!» – воскликнул Ивасюк, обнаружив, что разбившийся в лепешку гражданин Лепетуха состоит в родственных отношениях с Олегом Николаевичем Громовым, бывшим фээсбэшником, который фигурировал в показаниях сразу двух человек, проходящих свидетелями по последним делам. «Угу!» – пробормотал Ивасюк, когда ему в спешном порядке принесли все, что успели накопать на Громова.
В сущности, в тощей папочке не обнаружилось почти ничего, кроме скупых анкетных данных, поскольку материалы по этому человеку были еще засекречены. Но зато оперативники не поленились разжиться распечаткой телефонных переговоров Громова по мобильной связи. И в ней неоднократно фигурировал хорошо известный Ивасюку номер телефона гражданина Бреславцева, известного в криминальных кругах под кличкой Леха Каток. В последний раз Громов и Леха общались не далее как вчера вечером, тогда как сам бандит в последнее время на телефонные звонки упорно не отвечал.
Так, это уже интересно! Протаранив животом дверь своего кабинета, Ивасюк выломился в коридор и тяжелым метеором пронесся по коридору управления, вынуждая встречных сотрудников вжиматься в стены.
Вскоре он ерзал на стуле в полуподвальном помещении без окон, а на его голове враскорячку сидели наушники, одолженные ему оператором службы спецконтроля. Оператор шуршал отнюдь не постановлением прокуратуры, а сунутыми ему пятисотенными купюрами, но никакого неудовольствия не высказывал, даже наоборот. Впрочем, Ивасюку было не до него. Он весь обратился в слух.
МОЛОДОЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: «Папа!»
МУЖСКОЙ ГОЛОС (скорее всего, принадлежащий Громову): «Ленок?.. Леночка?.. Ты где?..»
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: «Точно не знаю. Мы с Анечкой на крыше какого-то громадного пустого цеха. Тут очень холодно. У Анечки жар».
МУЖСКОЙ ГОЛОС: «Это Леха Каток вас туда определил? Он там?»
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: «В некотором роде».
МУЖСКОЙ ГОЛОС: «Не понял».
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: «Это неважно».
МУЖСКОЙ ГОЛОС: «Ты не можешь говорить, потому что он тебя слушает?»
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: «Нет. Леха ничего не слышит. Хотя он и рядом. (Странный смешок.) Но об этом потом, папа. Ты, главное, приезжай скорее. Анечке совсем плохо».
МУЖСКОЙ ГОЛОС: «Так, понял. Дай мне хоть какие-нибудь координаты. Хорошенько посмотри вокруг. Что ты видишь?»
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: «Это километрах в пяти от городской черты. Справа от себя вижу заводские трубы. Их три, все красные и все дымят. А над самим заводом тоже дым стелется, белый. На пар похожий.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: «Кажется, понял. Это коксохим. Если это тот завод, который я имею в виду, то я буду у вас примерно через тридцать минут. Если какой-нибудь другой, то ждать меня придется около полутора часов. Продержитесь?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (еле слышно): «Постараемся».
МУЖСКОЙ ГОЛОС: «Не раскисай, Ленка! Сейчас ни в коем случае нельзя раскисать. Помни: я всегда…»
Короткие гудки.
– Вечером с меня поляна, – сказал Ивасюк, возвращая оператору наушники.
– По какому поводу пить будем? – деловито спросил оператор, израсходовавший запасы технического спирта еще на прошлой неделе.
– По радостному поводу, – заверил его Ивасюк, прежде чем исчезнуть за дверью.
Поднявшись в кабинет, он методично прошерстил поступившие к нему дела, изъял из них все, что имело какое-то отношение к Громову, и собрал эти материалы в соответствующей папке. Любопытный персонаж, надо заняться им индивидуально. Вплотную, так сказать. И немедленно. А пока дельце пусть будет под рукой. После разберемся: давать ли ему ход или попросту уничтожить… как и самого фигуранта.
Шагая к выходу из управления с папкой под мышкой, Ивасюк пытался вспомнить, сколько патронов осталось в обойме его «макарова» – пять или шесть? Не такая уж важная проблема. Патронов должно было хватить с лихвой. И на гражданина Бреславцева по кличке Каток, и на его подозрительного знакомого Громова Олега Николаевича. Когда твоя подноготная становится известна сотруднику «конторы», пусть даже и отставному, вам двоим становится тесновато в этом мире. Хорошо иметь компромат на других, но очень скверно, когда компромат имеется на тебя.
– Копаешь небось под меня, – пробормотал Ивасюк, протискиваясь за руль «Форда». – Ну-ну, копай. Яма тебе скоро пригодится.
Это была не пустая угроза. За жирными плечами Ивасюка имелся богатый опыт патрульно-постовой службы. Ему было достаточно один раз взглянуть на фотографию человека, чтобы опознать его впоследствии среди сотен других. И планировка города была ему известна не хуже, чем бывшему фээсбэшнику.
Теперь все решала оперативная хватка, а подполковнику Ивасюку ее было не занимать. Особенно, когда он был трезв как стеклышко и зол на весь свет.
Говорили исключительно по-грузински. Вернее, один говорил, а второй слушал. Рассказчик чем-то смахивал на молодого Шеварднадзе, только коротко стриженного, небритого и по-спортивному одетого. Так его и звали в общине: Шеварднадзе. Будучи абхазцем по происхождению, он свою кличку не любил, но другую Сосо ему давать не спешил.
Слушатель был его племянником. Он не обнаруживал особого сходства ни с родным дядей, ни с кем-либо из знаменитостей. Кавказец как кавказец. Глаза слишком темные, чтобы служить зеркалом души, мысли тоже светлыми не назовешь. Почти горец. Почти дикий.
Всю сознательную жизнь он прожил в гагринском ущелье Цихерва, а потом дядя вызвал его в Курганск и подарил ему пистолет «ТТ» пакистанской сборки. Теперь он считался боевиком, все звали его Гургеном и бесплатно кормили. Гургену нравилась такая жизнь. Он жалел, что так долго проторчал в ущелье Цихерва, где главное событие – смерть кого-нибудь из старожилов или разлив речушки после ливней в горах. В большом городе имелись развлечения покруче. Месяца не прошло, как Гурген обзавелся любовницей и набором галогенных фар, которые намеревался установить на свою собственную машину, как только она у него появится.