Я пожал плечами:
— Здесь все спокойно, как на кладбище.
— Внешне — да, но это лишь видимость. Я уверен, это затишье перед бурей. Не может Джироламо и дальше так себя вести. Его долги растут с каждым днем, и соответственно связанные с ними проблемы. Он должен что-то предпринять. Любая попытка поднять налоги вызовет волну возмущения, а потом всякое может случиться.
Меня начала раздражать их настойчивость, и я ответил излишне резко:
— Нет, я должен ехать.
— Останься еще на месяц. Я думаю, решающая стычка произойдет раньше.
Я не видел разницы между месяцем и годом.
— Я неважно себя чувствую и думаю, что мне необходима смена обстановки.
Кеччо на мгновение задумался.
— Очень хорошо. Мне нужен надежный человек, чтобы поехать во Флоренцию и завершить одно дело с Лоренцо де Медичи. Ты обернешься за полмесяца. Если ты неважно себя чувствуешь, то эта поездка подбодрит тебя. Поедешь?
Я задумался. Полмесяца не такой уж длинный срок, но новые впечатления отвлекли бы меня, и Флоренцию мне хотелось увидеть. В общем, я решил, что этого времени все-таки хватит, чтобы излечиться от тоски.
— Поеду, — кивнул я.
— Отлично. И у тебя будет приятный компаньон. Я уже говорил насчет этой поездки с Шипионе Моратини. У меня и мысли не было, что ты захочешь покинуть Форли. Но возможно, это и правильно, отправить вас двоих.
— Если я поеду, то один, — возразил я.
Кеччо уставился на меня:
— Почему?
— С Шипионе мне скучно. Я же хочу в полной мере насладиться поездкой.
Я твердо решил, что ни один из Моратини мне не нужен.
— Как тебе будет угодно, — пожал плечами Кеччо. — Я скажу Шипионе, что он потребуется мне для другого дела.
— Спасибо.
— Когда ты поедешь?
— Тотчас же.
— Тогда пойдем, я тебе все расскажу и дам необходимые бумаги.
Наутро я сел на лошадь и отправился в путь вместе с Маттео, который вызвался меня проводить.
Но у городских ворот стражник загородил нам дорогу и спросил, куда мы направляемся.
— Туда, — коротко ответил я, двинувшись дальше.
— Стоять! — крикнул стражник, ухватившись за уздечку.
— Что это значит? — возмутился Маттео. — Ты знаешь, кто мы?
— У меня приказ никого не выпускать из города без разрешения моего капитана.
— Какие тут тираны! — вскричал Маттео. — Так какого черта ты здесь торчишь? Зови своего капитана.
Стражник махнул рукой другому солдату, который ушел в караульню. Сам он продолжал держать уздечку. А я в это утро пребывал в дурном настроении.
— Будь добр, убери руки, — буркнул я.
Судя по выражению его лица, он собирался мне отказать.
— Сделаешь, что тебе говорят?
Он колебался, и я двинул рукояткой хлыста ему по пальцам. Он тут же, выругавшись, убрал руку и, похоже, проткнул бы меня мечом, если б посмел. Мы нетерпеливо ждали, а капитан все не появлялся.
— Какого черта он не выходит? — спросил я, и Маттео, повернувшись к другому солдату, приказал:
— Пойди и скажи ему, чтобы он немедленно пришел.
В этот момент появился капитан, и мы все поняли, потому что перед нами появился Эрколе Пьячентини. Он то ли увидел, как мы подъезжали к воротам, то ли прознал о моей поездке, вот и решил поизмываться над нами. Мы оба пришли в ярость.
— Какого черта вы не поторопились, когда я послал за вами? — спросил Маттео.
Он нахмурился, но не ответил. Повернувшись ко мне, спросил:
— Куда вы направляетесь?
Мы с Маттео переглянулись, потрясенные дерзостью Эрколе, и я взревел:
— С какой стати вы нас остановили?
— Я имею право отказать в проезде любому.
— Думайте, что говорите! — воскликнул я. — Клянусь, граф узнает о вашем поведении, а нынче у графа вошло в привычку делать все, как говорят ему д’Орси.
— Я ему это передам, — прорычал Пьячентини.
— Передавайте ему что угодно. Думаете, меня это волнует? Можете сказать ему, что я считаю его капитана грубияном.
— Вы не проедете, пока я не дам на то разрешения.
— Клянусь Богом, — воскликнул я вне себя от ярости, — я не могу разобраться с вами здесь, но если мы когда-нибудь встретимся в Читта-ди-Кастелло…
— Можете рассчитывать на любую сатисфакцию, — с жаром ответил он.
— Сатисфакцию! Я не собираюсь пачкать мой меч, скрестив его с вашим. Я прикажу своим слугам отхлестать вас плетьми в публичном месте.
Я испытывал огромное удовольствие, бросая ему в лицо эти слова.
— Поехали, — подал голос Маттео, — нечего терять время.
Мы пришпорили лошадей. Стражники посмотрели на своего капитана, ожидая приказа остановить нас, но он промолчал, и мы миновали ворота. Когда отъехали на какое-то расстояние, Маттео повернулся ко мне.
— Джироламо что-то задумал, иначе Эрколе никогда не решился бы на такое.
— Это всего лишь бессильная злость глупца, — ответил я. — Граф скорее всего очень разозлится на него, услышав об этом.
Мы проехали несколько миль, а потом Маттео повернул назад. Оставшись один, я облегченно вздохнул. На какое-то время я получил возможность наслаждаться полной свободой. Перевернулась еще одна страница моей жизни… я мог забыть о ней и ждать чего-то нового.
Мартовский ветер будоражил мою кровь, заставляя ее бешено мчаться по венам. Ярко светило солнце. Цвели яблони, груши, миндальные деревья. Ветви плотно укутывал белый и розовый снег. Радовали глаз нарциссы и анемоны, каждая олива светилась счастьем. Весь мир смеялся этим ясным весенним утром, и я смеялся громче всех. Бодрящий весенний воздух опьянил меня, и я вонзил шпоры в бока моей лошади и помчался галопом по тихой и пустынной дороге.
Я решил забыть Джулию, и мне это удалось, потому что перемена обстановки позволила отвлечься от грустных мыслей и взглянуть на мир во всей его красоте. Но я не властвовал над своими снами. Ночью она пришла ко мне, села рядом, обвила шею руками, ласкалась, стремясь заставить забыть об испытанных страданиях. И сколь горьким стало пробуждение… Но я надеялся, что скоро уйдут и сны, и тогда я окончательно обрету свободу.
Я скакал, крепкий духом и в прекрасном настроении, по бесконечным дорогам, останавливаясь в придорожных гостиницах, через горы, минуя деревеньки, замки и процветающие города, и, наконец, оказался в центре Тосканы и увидел перед собой крыши Флоренции.
В гостинице я привел себя в порядок и отправился гулять по городу, пробуждая воспоминания. Обошел собор Санта-Мария дель Фьоре, прислонившись к стене одного из домов на дальней стороне площади, полюбовался прекрасной апсидой с мраморными панелями, сверкающими подлунным светом. Один вид собора наполнял меня покоем и умиротворением, очищал от всего греховного… Потом я вошел в баптистерий [16] , чтобы в сумрачном свете рассмотреть удивительные двери работы Гиберти [17] . В столь поздний час улицы совершенно опустели и, прогуливаясь по площади Синьории, я увидел перед собой мрачный каменный дворец с башнями. Спустился к реке Арно, посмотрел на сверкающую под луной воду, на мост, облепленный домами, и, глядя на всю эту красоту, нашел странным, что деяния человека могут быть хорошими и чистыми, хотя сам человек столь злобен.